Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Старый мастер, заслуженный деятель искусств Юон дал картину «Приземление парашютистки». Иогансон выставил картину «На старом уральском заводе». Нестеров, творчество которого замечательно расцвело в последние годы, дал портрет Героя Советского Союза, завоевателя Арктики О. Ю. Шмидта (бедная Арктика, она, оказывается, завоеванная. — Ю. В.). Заслуженный деятель искусств орденоносец А. Герасимов написал картины «На совещании у тов. Серго», «Награждение Серго орденом Ленина» (Александр Герасимов был любимым художником Сталина, он даже взял его с собой на Тегеранскую конференцию в 1943 г.; Герасимов возглавлял Академию художеств. — Ю. В.). Художник Моравов выставил крупное полотно „Выступление товарища Сталина на заводе «Динамо» в 1924 г.“».

Уже намахивал киркой в лагере Варлаам Шаламов, ждал своей участи Осип Мандельштам, ходил в гости к Ежову Бабель — посмотреть на убийц в натуре… Доживал последние годы Мейерхольд…

С Невежиным, тогда профессором Московского художественного института имени Сурикова, я был знаком, как и с А. Герасимовым. По приглашению навещал его мастерскую на Масловке. Если память не изменяет, он заканчивал тогда большое полотно: захват в вагоне большевика Бабушкина в 1905 г. отрядом барона Меллер-Закомельского. Но что Невежин являлся автором полотна «Брат-предатель», я не ведал, а любопытно бы глянуть, как разрешена данная классово жгучая тема. А ведь обычный человек, разговаривали любезно. Но и то верно: у Молотова ведь изо рта не капала кровь жертв…

А мы как Реквием непродавшимся и оставшимся людьми вспомним Мандельштама.

Была, есть и будет такая Россия. Никто и ничто не сотрет такую Россию — ни мор, ни доносы, ни предательства, ни пули, ни голод, ни травля, ни черствость сограждан, ни ненависть, ни ложь…

Никто и ничто!

После Великой Отечественной войны промыслом писателей за рубежом занялся на какое-то время К. М. Симонов. Не по своей охоте, разумеется, а по поручению родного ЦК ВКП(б), то бишь Сталина. Слов нет, тоже горело встретиться с Буниным. Писатель самой первой величины! Непревзойденный стилист! Как бы украсил Бунин сталинский триумф после победы над фашистской Германией, и даже не триумф, не царствование или секретарство (чем-то надуто-угреватым веет от этого слова, столь презираемого на Руси), а эпоху! Тлело это екатерининское в алмазном вожде: золотая эпоха и соответственно золотое соцветие писателей.

И в плане семейном тоже сходство эпох. Императрица гробанула своего мужа, и генеральный секретарь не отстал, позаботился о супруге.

Но и то правда: ни при чем они. Поступки людей такой величины от них и не зависят. История и мораль это определенно доказали. Гений, положение и разные там обстоятельства не оставляют иных решений. Надо — и ничего тут не поделаешь. Ну золотой век и есть!

Уж как бы кстати Бунин украсил литературно-художественный букет хозяина России. Доподлинно знал он, что самой высшей пробы этот писатель, а таких он любил держать возле себя… на веревочке, что крепче любой цепи. Экие поблизости фигуры!..

И если бы только хозяин России… Да выше любого в мировой истории ставили его соратники (правда, он всех вырезал) и Союз писателей! И сам он, естественно, так же считал… Гениальный самородок! Революционер! Партийный вождь! Бесстрашный воин! Корифей науки! Великий теоретик! Полководец! Генералиссимус! Ленин сегодня! Преобразователь земли! Мудрый правитель!..

Сплошной звездопад!

А не качнулся Бунин. Не полез в валютно-лакейский ларек-кормушку, не облачился в ливрейно-шутовской наряд члена писательской организации. На чужбине слабел и умирал, не в нищете, но в нужде и одиночестве. Святил в памяти Россию…

Декабрист Михаил Сергеевич Лунин замечал ядовито:

«…Странно, в России все непременно при чем-либо или при ком-либо состоят… Я всегда — при жандарме…»

А советские писатели (свободомыслящие индивидуумы) тоже состоят (во всяком случае, мечтают) при Союзе писателей или его разновидностях. Ну не могут без чувства локтя…

Это правильно: нужда гнула Бунина. Но вся загвоздка в том: гнула, да не согнула до степени отречения от убеждений и всей прожитой жизни. Гнула — и не сломала. По сю сторону очень хотели, чтоб сломала, даже приметы этого будущего слома уже наловчились прописывать… ан не изменился Иван Алексеевич…

Не было Ивану Алексеевичу пути в эту Россию. Чистое и свободное русское слово творил. Славил и почитал другую Россию. И в мыслях не смел представить себя чьей-либо собственностью. Не мог быть ни среди победителей, на досках, ни среди тех, кто издыхал под досками.

Свою речь при вручении Нобелевской премии Бунин закончил, обращаясь к престарелому монарху, следующими словами:

— … Да соизволит разрешить чужеземному свободному писателю, удостоенному вниманием Шведской академии, выразить ему свои почтительнейшие и сердечнейшие чувства…

Именно: свободному писателю!

26—27 марта 1910 г. Толстой пишет Короленко из Ясной Поляны:

«Владимир Галактионович,

Сейчас прослушал Вашу статью о смертной казни и всячески во время чтения старался, но не мог удержать — не слезы, а рыдания. Не нахожу слов, чтобы выразить Вам мою благодарность и любовь за эту — и по выражению, и по мысли, и, главное, по чувству — njpe-восходную статью.

Ее надо перепечатать и распространить в миллионах экземпляров. Никакие думские речи, никакие трактаты, никакие драмы, романы не произведут одной тысячной того благотворного действия, какое должна произвести эта статья.

Она должна произвести это действие — потому, что вызывает такое чувство сострадания к тому, что переживали и переживают эти жертвы людского безумия, что невольно прощаешь им какие бы то ни было их дела и никак не можешь, как ни хочется этого, простить виновников этих ужасов. Рядом с этим чувством вызывает Ваша статья еще и недоумение перед самоуверенной слепотой людей, совершающих эти ужасные дела, перед бесцельностью их, так как явно, что все эти глупо-жестокие дела производят, как Вы прекрасно показываете это, обратное предполагаемой цели действие; кроме всех этих чувств, статья Ваша не может не вызывать и еще другого чувства, которое я испытываю в высшей степени, — чувство жалости не к одним убитым, а еще и к тем обманутым, простым, развращенным людям: сторожам, тюремщикам, палачам-солдатам, которые совершают это.

Радует одно то, что такая статья, как Ваша, объединяет многих и многих живых неразвращенных людей одним общим идеалом добра и правды, который, что бы ни делали враги его, разгорается все ярче и ярче».