Алексей Иванов - Тени тевтонов

Он читал, а Клиховский слушал. Мариенбург обороняли миномётчики, наземные части люфтваффе и пехотно-гренадерский батальон. Русские танки целый день лупили по замку из пушек, но не могли продолбить тевтонскую кладку. Тогда привезли батареи с бетонобойными снарядами. На вторые сутки замок пал. Корреспондент «Красной звезды» с искренним восторгом сообщил, что воины маршала Рокоссовского превзошли витязей Александра Невского: былинные витязи всего лишь утопили войско псов-рыцарей в Чудском озере, а солдаты маршала вонзили свой карающий меч прямо в тевтонское сердце фашизма. Что ж, победители опять подправляли историю.

Клиховский знал: битва на Чудском озере была одной из многих и многих стычек той эпохи и не решила никаких стратегических задач. Да и не тевтонцы нападали на Псков. Под тевтонским крестом шли рыцари-меченосцы из Риги и Дерпта, насильно включённые Папой Римским в состав Тевтонского ордена. Но это не важно. Тевтонцы были такими же, как тамплиеры или госпитальеры, не лучше и не хуже. Не лучше и не хуже них были поляки, литвины, русские, шведы и датчане. Все, кто сражался за шумящие пущи Прибалтики.

Однако тевтонцам не повезло. Именно их нацисты провозгласили своими предтечами. Безродные нацисты вызвали тени тевтонцев из небытия, желая врасти в глубину истории, желая стать венцом эволюции. Они рассчитывали переиграть судьбу Ордена заново. А получилось — повторить.

Это очень важная мысль — о повторении…

Разволновавшись, Клиховский стоял возле комендатуры и смотрел на канал Иннехафен. По каналу шёл русский эсминец — длинный, как штык-нож, с бронированной трёхъярусной надстройкой, с низкими скошенными трубами и орудийными башнями. Полузатопленные суда у берегов пролива будто бы угловато отшатывались от хищной надменности боевого корабля. Вдали над корпусами завода «Шихау» поднимался дым — там запускали котельную.

Винцент думал, что ему тоже угрожает повторение планид: если он не вернёт Лигуэт, с Берчиком, Людвичеком и Чарусем произойдёт то же самое, что случилось с ним и его братьями. Дьявол установил этот закон для рода Клиховских как некую точку симметрии. Но если повторяется наказание, то повторяется и преступление. Значит, он, Винцент, блуждает среди множества повторений, точно в лабиринте из зеркал. То, что сейчас свершается с ним, с Винцентом, однажды уже свершилось с его предком — шляхтичем Каетаном.

Вечернее солнце висело у горизонта, и бессолнечное небо над Пиллау подобно огромной линзе сфокусировало свой свет на Винценте.

Катакомбы Пиллау — это подземный Мариенбург. И там спрятан Лигуэт. Каетану путь в замок должен был указать рыцарь Хубберт Роттенбахский, но он изловчился покончить с собой, а Винценту путь в катакомбы должен был указать адъютант Гуго фон Дитц, и он тоже сумел добраться до яда.

Хубберт был другом магистра фон Эрлихсхаузена, а фон Дитц был первым помощником гауляйтера Коха. Значит, Эрих Кох — магистр!

Доктор Хаберлянд был подобен канонику Яну Длугошу! Длугош открыл Каетану доступ в Мариенбург, а потом сбежал. И доктор Хаберлянд привёл Винцента в Пиллау, а потом уехал в эвакуацию.

А суккуб… Его роль исполняет, конечно, Хельга Людерс. Каетан выкопал демона из могилы на кладбище Обезглавленных в Кёнигсберге, а Винцент вытащил Хельгу из-под обломков во время первой бомбардировки Пиллау. Суккуб — существо двойной природы: в рыцарском Мариенбурге он был сразу Сигельдом и Сигельдой. А Хельга, девочка, выдавала себя за мальчика.

И несчастным влюблённым, армариусом Рето фон Тиендорфом, сейчас был русский сержант Володя Нечаев.

Клиховский смотрел, как эсминец швартуется возле корабельной стенки верфи «Шихау». Перед комендатурой толпились офицеры, разговаривали и курили; водители дремали в «доджах» и «виллисах»; автомеханики возились с мотором грязной полуторки, задрав мятую крышку капота. Из распахнутых окон доносились телефонные звонки, голоса и треск пишущих машинок.

В обыденном и ничем не примечательном настоящем беззвучно, как вода, проступало прошлое. События не совпадали точь-в-точь; мерцающие времена отражали друг друга неявно и расплывчато, будто акварель сквозь акварель. И всё же созвучие времён не было самообманом. Да, пьесы оказались на разных языках, и актёры в них играли не те, и драматурги не ведали друг о друге, но символ, порождающий действие, всегда выстраивал свой неизменный родовой сюжет: если роза — то любовь, если крест — то распятие, если меч — то война.

Он, Винцент Клиховский, знал, как сложилась история Каетана. Выходит, он знал, как складывается его собственная история. И он должен отыскать в сюжете тот заколдованный поворот, который увёл его предка к поражению. И на этом повороте он, Винцент, должен пойти в правильную сторону.

Зимняя ночь, когда погиб старый Хубберт, оказалась самой страшной и самой прекрасной в жизни Рето. Он сидел в рабочей келье один. Потрескивала оплывающая свечка, озаряя пергаменты. По жёлтым листам бежали чёрные готические строки хронографа. На цветных миниатюрах беззвучно кричали сражающиеся рыцари. Искрился иней в дальних углах. Шуршали мыши.

Дверь распахнулась, и в келью, шатаясь, ввалился Сигельд. Рето еле успел подхватить его — итальянский грамматик обмяк и повис на руках товарища.

— Я ранен… — прошептал он и потерял сознание. Потом Рето не мог вспомнить, что он делал и как метался по келье. В памяти сияла другая картина: две составленные скамьи и книжный ящик, а на этом ложе вытянулся Сигельд, раздетый до застиранных нижних штанов и окровавленной рубашки-камизии. В куче брошенной одежды блестит кинжал — мизерикорд Хубберта. Рето раскрывает рубашку Сигельда и видит глубокий порез на боку.

Просто порез, а не смертельную рану. И ещё Рето видит нежную и бледную девичью грудь. Сигельд — вовсе не юноша. Он — Сигельда, девушка!

Той ночью Рето совершил первую в жизни кражу: унёс с кухни полотенце и ковш с горячей говяжьей похлёбкой. Разорвав полотенце на ленты, Сигельда заматывала порез, а Рето, стоя на коленях, смотрел, как под камизией качаются её груди. Потом Сигельда, постанывая, облачилась в свои одежды. Кровь запеклась и была незаметна на чёрной ткани. Сигельда глянула Рето в глаза.

— Ты не выдашь меня? — тихо спросила она.

— Никогда! — пылко поклялся Рето.

Он знал, какое наказание ожидает женщину, которая посмеет пробраться в замок. Её заживо замуруют в стене, как замуровали польскую княгиню Жулиту, что пыталась спасти своего мужа из заточения. Рето встречал призрак княгини Жулиты. Он не хотел, чтобы Сигельда тоже стала призраком.

— Расскажи, что случилось? — попросил Рето. — Кто ударил тебя ножом и как попал к тебе кинжал старого Хубберта?