Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

В ожидании этой очереди валялись, разумеется, на полу…

Голод косил людей миллионами.

В самые глухие месяцы зимы (с 1918 на 1919 г.) в Москве выдавали «гражданам четвертой категории одну десятую фунта хлеба в день (около 50 граммов. — Ю. В.)». Не лучше обстояли дела и в Петрограде.

Именно тогда в Петрограде было торжественно отмечено открытие первого в истории города крематория. Так сказать, новостройка новой власти, самое насущное строительство. Было объявлено, что «сожженным имеет право быть каждый умерший гражданин».

В Москве и Петрограде трупы громоздились штабелями в сараях — ни один морг не мог вместить даже части их, да и хоронить некому было.

Первым сожженным в первом крематории (по жребию) оказался Иван Седякин — так значилось на замусоленной картонке, положенной на грудь усопшего. Там же было приписано: «Соц. пол.: нищий».

Как скаламбурил на этой процедуре председатель Петросовета Каплун, последний становится первым.

Вещие слова!

Пережившие эти годы вспоминали: города походили на ледяные пустыни из камня, электрический свет подавался с перерывами, господствовали мрак и запустение, даже совсем молодые мужчины почти поголовно страдали импотенцией, у женщин пропадали месячные.

Но люди по-прежнему пели гимны и шли за Лениным. Завтра грянет сытое и радостное бытие!

Разумеется, жизнь больших и малых хозяев страны различалась. Вот что пишет в книге воспоминаний «Дневник моих встреч» художник Юрий Анненков:

«В многокомнатной и удобнейшей квартире Горького не было, однако, ни в чем недостатка: друг Ленина и завсегдатай Смольного, Горький принадлежал к категории «любимых товарищей», основоположников нового привилегированного класса. «Любимые товарищи» жили зажиточно. Они жили даже лучше, чем в дореволюционное время: Григорий Зиновьев, приехавший из эмиграции худым как жердь, так откормился и ожирел в голодные годы революции, что был даже прозван «ромовой бабкой»…»

Зимой 1920 г. Анненков получил командировку за подписью Горького в один из южных городов. Он «был поражен неожиданным доисторическим видением: необозримые рынки, горы всевозможных хлебов и сдоб, масла, сыров, окороков, рыбы, дичи, малороссийского сала; бочки солений и маринада; крынки молока, горшки сметаны, варенца и простокваши; гирлянды колбас… лошади и волы, лениво жующие сытный корм; людская толчея, крики, смех…».

Все объяснялось просто: город только что был освобожден от белых.

Именно так: этот голод, горы трупов и муки живых были рождены большевиками. С первых мгновений — только большевиками…

Анненков далее пишет, что по просьбе Горького в Комиссариате по продовольствию ему выдали бумагу: «Упаковать для тов. Горького два пуда пшеничной муки. Приготовить немедленно для тов. Горького лично 20 фунтов копченой свинины. По особому распоряжению комиссара по продовольствию незамедлительно упаковать для тов. Горького 20 банок консервированной осетрины и 10 банок налимьей печенки, а также 15 фунтов шоколада. Срочно…»

Анненков вернулся из командировки и был приглашен к Горькому.

«…Мы долго смеялись. Происходило это у Горького за обедом, как всегда обильным и оптимистическим. Помню, как, проглотив кусок тушеного зайца, Горький, смеясь, заметил:

— Для своего последнего упокоения зайчишка выбрал место незаурядное!»

Нечего объяснять, что любое требование партийца, советского начальника или писателя-«правдолюбца» соответствующего ранга в советском государстве удовлетворялось (и удовлетворяется) именно подобным образом, так что в сдобности он ничем не уступает «ромовой бабке» — Зиновьеву, одному из самых близких к Ленину работников партии, другу семьи.

За счет убиения народа жиреет эта служиво-партийная, советская, подкормочно-писательская прослойка.

Так и хрустят упаковочные бумаги и картоны по всем закрытоторговым точкам обширного советского государства. И многие народные депутаты СССР — избранники полуголодного люда — с чистой совестью везут эти пакеты, сумки… И впрямь, нужны ведь и силы, дабы «защищать» народ…

Всех убеждали (и Ленин в первую очередь), будто голод — результат исключительно Гражданской войны, результат блокады первой в мире республики рабочих и (крестьян.

Победоносно завершилась Гражданская война, аки дым растаяла и блокада. Год за годом потянулись десятилетия новой власти, но нужда… нужда стала обыденной: как поселилась в России — так и застряла. Временами ее перебивал все тот же голод (сколько же случаев людоедства, самоубийств!).

Эта нужда, окаянные очереди выкатили аж в 90-е годы все того же красно-серпастого XX столетия.

Самая плодородная в мире земля в одну шестую всей суши отказывалась кормить народ. Народ мыкался в одной непроходящей нужде. Как крохотные проблески света и радости оставались в памяти годы относительного благополучия. Обычно же унылой чередой теснились годы сбережения на всем, бесконечных «хвостов» за любым продуктом и любым товаром, годы карточек, талонов, разного рода распределения, годы усталости и озверения.

Не много ли для советского патриотизма и Владимира Ильича с его живодерствующей утопией?..

Александр Васильевич с вечера мотается по камере. Он обо всем забыл — только его шаги наискосок по камере, по каменной тропочке. И чем больше он разматывает клубок мыслей, тем хуже ему. Он весь горит. Руки клеит пот. Нет ему покоя. Он вдруг понял, почему проиграл, как следовало организовать борьбу.

Разве в этом мире что-либо делается без денег? От Рима, Греции — первых европейских цивилизаций — в борьбе за власть все определяют деньги. Деньги — это власть. Большевики были кучкой заговорщиков, пока не получили деньги. Именно на германское золото они взорвали Россию.

Это дело идеалиста — пытаться организовать дело без средств. Это — чистой воды слабоумие! Все определяет золото. Без золота, изрядной собственности людей идеи, мысли будет ждать участь Христа. Без денег истинные вожди человечества обречены на распятие, на петлю, каторгу, гниение в чахотке, одиночество и забвение. Это судьба любой попытки организовать крупное политическое, религиозное или нравственное движение. Без денег любого борца за самую святую идею ждет распятие на кресте. Христос на распятии — вот символ судьбы идеи в чистом виде. Его всегда предадут. Любой борец за святую идею обречен на глумления и распятие. Любого борца, пусть за Отечество, ждут гвозди палача, деревянное распятие и глазеющая толпа…

Толпа.

Ее превращает в направленную силу лишь золото, собственность, движение к сытости. Борьба за власть — это всего лишь денежная операция.

Он, Александр Колчак, совершил величайшее преступление. У него была существенная часть золотого запаса империи. Он берег его, полагая, что не смеет им распоряжаться. Еще бы, это — достояние России! Россия вечна!.. А следовало пустить в борьбу это золото!! Закупки оружия, амуниции, высокое жалованье офицерам, солдатам… И каждому солдату — документ на владение определенным наделом земли после победы. И этот надел, как дарственная, не зависел бы от того, имеется ли у солдата собственность или земля. Вот тебе награда наделом — сражайся за него!