Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

И это решило бы все! Об это разбилась бы вся демагогия Ленина; солдаты, люди здесь, в Сибири, остались бы глухи к его призывам. Мужики не бегали бы то к нему, то к красным. Он уже был бы в Москве! Не в этой вонючей дыре, а в Кремле!

Ведь именно так все решил Ленин! Он крикнул: «Грабь награбленное!» Это и был тот дарственный кусок земли: бери чужую собственность, владей! И еще добавил берлинское золото! И Россия треснула, вся изошла на красный цвет большевизма! Вот как все, оказывается, произошло… и происходит…

Эх, Александр, сберег золото — и упустил единственную возможность победить, можно сказать стопроцентную. Взял — и прошагал мимо, втоптал победу в грязь.

У него было золото. Он мог им организовать все! Он мог дать дарственную на владение наделом каждому солдату и офицеру. Он мог пустить под будущую победу недра России — это не меньше золота, но вместе с золотом — неотразимо.

А он сберег золото… Для будущей России сберег!

А будущая Россия на германские деньги, на «грабь награбленное» вдребезги расшибла империю, свой дом и сейчас добивает их… белое воинство…

Сберег золото для комиссаров!

Боже, есть ли мне прощение? Что я натворил? Господи, как я мог, смел? Почему я был слеп? Почему понял это все здесь, в одиночной камере иркутской тюрьмы?..

Все имел для победы — и все потерял, а зато сберег золото, эх!.. Господи, за что ты лишил меня разума?!

Да все здесь делают и решают деньги! Один, два, пятнадцать человек останутся людьми и без денег, но вся масса!.. Она будет служить и жить по закону денег — наживы, барыша, сытости. Ничто другое не способно привести их в движение — всегда и только: собственность, выгода, барыш, сытость, золото!..

Черт побери, как ты не понял: борьба за власть — это всего лишь денежная операция! Без этих самых денег участь любого, самого святого человека, посягающего на власть земную, на власть над людьми и их душами, — или петля, или чахотка, или распятие. Я теперь знаю, для чего умер Христос — чтобы доказать: тщетно здесь все на земле без золота, нет мечты, святой идеи, нет братства, нет верности, нет правды — есть золото, есть распятие…

Бывший главнокомандующий Восточного фронта генерал К. В. Сахаров оставил памятные строки:

«…Ранней весной (1919 г. — Ю. В.) проездом в Омск я и генерал Нокс остановились на несколько дней в Иркутске. Командующий войсками этого округа генерал-лейтенант Артемьев развернул перед нами ужасную картину безобразного поведения солдат-чехов. Старый боевой русский генерал трясся от гнева и от сдерживаемого желания поставить на место разнузданную массу чехов, которых в свое время и корпус генерала Артемьева взял немало в плен в Галиции и в Польше. Представитель Великобритании Нокс, который был отлично в курсе всего, который сам возмущался в интимном кругу этими порядками, теперь только пожимал плечами и говорил, что надо терпеть…

Ненависть и презрение к дармоедам, обокравшим русский народ, возрастали в массах населения сибирских городов, в деревнях и в армии. Когда мы проезжали по улицам Иркутска и Новониколаевска, то видели на заборах почти всех улиц надписи мелом и углем: «Бей жидов и чехов! Спасай Россию!»…

После падения Омска, когда отступление белой армии пошло быстрым и ежедневным ходом, чехословацкие полки, жившие постоянной мыслью выезда из Сибири, охватила паника. Как стадо, напуганное призраком смерти, рванулись легионеры назад, на восток, ничего не видя, кроме страха опасения за свои жизни…»

Заслуживает внимания документальное описание обстановки тех недель и месяцев, появившееся в газете «Дело России», № 14 за 1920 г.

«…Длинной лентой между Омском и Новониколаевском вытянулись эшелоны с беженцами и санитарные поезда, направлявшиеся на восток. Однако лишь несколько головных эшелонов успели пробиться до Забайкалья, все остальные безнадежно застряли в пути…

Много беззащитных стариков, женщин и детей были перебиты озверевшими красными, еще больше замерзло в нетопленых вагонах и умерло от истощения или стало жертвой сыпного тифа. Не многим удалось спастись из этого ада. С одной стороны надвигались большевики, с другой — лежала бесконечная холодная сибирская тайга, в которой нельзя было разыскать ни крова, ни пищи…

Постепенно замирала жизнь в этих эшелонах смерти. Затихали стоны умирающих, обрывался детский плач, и умолкало рыдание матерей…

Безмолвно стояли на рельсах вагоны-саркофаги со своим страшным грузом, тихо перешептывались могучими ветвями вековые сибирские ели, единственные свидетели этой драмы, а вьюги и бураны напевали над безвременно погибшими свои надгробные песни и заметали их белым снежным саваном…

Главными, если не единственными, виновниками всего этого не передаваемого словами ужаса были чехи.

Вместо того чтобы спокойно оставаться на своем посту и пропустить эшелоны с беженцами и санитарные поезда, чехи силою стали отбирать у них паровозы на свои участки и задерживали все следовавшие на запад. Благодаря такому самоуправству чехов весь западный участок железной дороги сразу же был поставлен в безвыходное положение…

Более пятидесяти процентов имеющегося в руках чехов подвижного состава было занято под запасы и товары, правдами и неправдами приобретенные ими на Волге, Урале и в Сибири. Тысячи русских граждан, женщин и детей были обречены на гибель ради этого проклятого движимого имущества чехов…»

И какое же это имущество чехов?..

Перенапряженная, измученная мысль смешивает действительность с прошлым, и в летучие мгновения забытья прошлое предстает адмиралу явью.

Вот и сейчас он скрючился на краю лежанки, почти сложился вдвое, даже касается грудью колен. Пальцы вцепились в край лежанки — холодный металл станины. Он дышит часто, прерывисто и вздрагивает раз, другой… Он что-то пытается сказать или выкрикнуть, но из горла вырывается лишь клекот и хрип. Это ужасно, что он видит сейчас. Удар тяжелого снаряда потрясает корабль. В соседних с разрывом помещениях у матросов и офицеров течет кровь из ушей, носа. Многие на какие-то мгновения теряют сознание и падают.

Один раз в жизни он видел, как загорелись полу заряды. Пламя вмиг выросло над кораблем: огромный стремительный столб светлого жара выше мачт. Это означало молниеносную гибель расчетов в орудийной башне. Корабль выжил, остался на плаву, но от десятков людей не осталось тогда ровным счетом ничего, кроме запаха горелого мяса и полурасплавленных металлических пуговиц.

И Александр Васильевич опять ощутил всем телом то попадание снаряда крупного калибра — страшный звон, гул всех металлических переборок. И темнота. Почему-то сразу наступила темнота… Это забыть невозможно: раскат неземного грома, обжигающе горячий вихрь, провал в какую-то бездну. Палубу вышибло из-под ног: такое состояние, будто завис в пустоте и ничего более нет.