Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Большевизм не существовал и в зародыше, когда россияне скинули татарское иго, когда лишили силы польские и литовские домогательства на русский престол и земли. Россия без большевиков, с царями, разгромила Карла XII с его победоносной армией, Наполеона с его всеевропейской армией, свела на нет могущество Оттоманской империи, терзавшей юго-восток Европы. Об этом можно рассказывать очень много.

В Отечественную же войну большевизм сделал все для усложнения борьбы с врагом, величайшего утяжеления кровавой натуги народа — и только. Победил народ. Только он, а все прочие лишь приумножали кровавую дань народа и возводили в заслугу свое раз-рушительство народной жизни.

Чрезвычайно яркое представление об этом дает публикация в «Известиях» (№ 148, 22 июня 1991 г.).

«…Сержант Капустин погиб в первый день (войны — Ю. В.) под Граево. Захлебываясь кровью, зная, что умирает, — у него были прострелены легкие — Володя пытался оправдаться, что не смог сделать больше того, что сделал. Его последние слова: „Не мы проиграли, не рядовые…“»

Не мы, рядовые, проиграли тот бой на границе…

В словах этого сержанта — ответ на главный вопрос, кем оказались для народа партия и ее руководство.

Уступая родную землю, солдаты говорили нам, в наше будущее, через десятилетия и века: «Не мы проиграли, не рядовые…»

Положив рядом с сержантом Капустиным еще три десятка миллионов трупов, Сталин повернул вспять ход войны. Враг просто захлебнулся кровью, но не своей, а нашей, которая рекой лилась из завалов трупов. На этом выросло и взматерело полководческое искусство Чижикова. А партия только послушно выполняла все его указания. Казнить — казним, высылать — вышлем, умирать — умрут… Вождь знает.

Светлана Аллилуева в книге «Двадцать писем к другу» пишет об отце:

«…он любил Россию, он полюбил Сибирь, с ее суровыми красотами и молчаливыми грубыми людьми… Он вспомнил Грузию, лишь когда постарел…

Отец полюбил Россию очень сильно и глубоко, на всю жизнь. Я не знаю ни одного грузина, который настолько бы забыл свои национальные черты и настолько сильно полюбил бы все русское…»

И продолжает рассказ об отце — неистовом истребителе людей (в первую очередь русских) и упорном строителе партийной России:

«Рядом с ним было трудно, затрачивалось огромное количество нервной энергии».

Бросаются в глаза и строки:

«Он не боялся народа — никогда… Он был предельно ожесточен против всего мира. Он всюду видел врагов. Это было уже патологией… от опустошения, от одиночества».

Одиночество. Как бы ни был велик или громаден властью человек, а жить в заточении только своих мыслей, только своей души, только своего быта не в состоянии. Жизнь, сосредоточенная только на себя, разрушает. Угрюмое одиночество вождя даже ему, поставившему на колени великий народ, не под силу. Недаром он так уговаривал главного маршала авиации Голованова построить дачу рядом. Уместны слова Маяковского:

«Отец, по-видимому, с возрастом стал томиться одиночеством, — не без сочувствия пишет Светлана Иосифовна. — Он был уже так изолирован от всех, так вознесен, что вокруг него образовался вакуум — не с кем было молвить слово…»

С расстояния лет нам это напоминает одиночество людоеда. Пожрал всё и всех окрест себя и томится отсутствием дружбы и участия.

И что значит «сталинисты»?

Это не политика сталинистов, а политика государства, ибо им управляли и управляют сталинисты, других у государственного руля нет [106] Книга писалась в 1983–1985 гг., еще до эры Горбачева. …К развалу идет страна. Демократия ступает по гнилой почве, тверди нет. Россия вынашивает мечту о новом избавителе… Уже давно, поколение за поколением, люди утратили революционный пыл, гордость свободного гражданина, постепенно превращаясь в серых бесправных существ. Революционная позолота слезала незаметно. Так же незаметно народ превратился в безропотных исполнителей и жалких просителей на своей же собственной земле. Бедные люди, мечта о жизни без нужды, в достатке, а главное, без борьбы за кусок хлеба, главное, чтоб все было обеспечено… мечта об этой жизни рассыпалась. Как жить дальше? .

Страх ответственности, боязнь утраты власти и материальных льгот обратят слова последователей Сталина в ядовитые и лживые. Свои преступления перед народом они обернут в добродетель и заслугу. Еще бы, это им обязан народ, это они, мудрые провидцы и бессребреники, спасли его.

С утра каждое слово клеймом в душу — никто не отвертится. Попробуй не услышать и не прочесть. Этот конвейер лжи книгами, картинками, наукой, учением разжижает волю, сознание.

В этом государстве уже трудно, почти невозможно отделить несталинистов от сталинистов. Есть партийные бюрократы, определяющие жизнь каждого, и есть подневольные партийной машины, наученные выражать волю и чувства по команде, — это весь народ.

27 млн. человек не окончательная цифра потерь в войне. Ведь при Сталине ее официально определяли в 7,5 млн., хотя отлично знали настоящую цифру. Слов нет, попривыкли ни во что не ставить людей, наловчились прописывать по заказу любые цифры, извращать любые факты. Ведь даже результаты переписи населения накануне войны с Гитлером были произвольно искажены Сталиным. Надлежало спрятать чудовищную убыль народа из-за непрерывных массовых убийств и надрывного существования. Ну, а тех, кто проводил перепись или отвечал за нее, — на плаху или в лагеря. Следует правильно понимать железную логику истории!

Разумеется, во всем этом присутствовал страх обнажить подноготную: вот, доуправлялись — 30, а то и 40 млн. грохнули к стопам врага. И то правда, ведь Германия на всех фронтах потеряла около 6 млн. А мы?! Ну да, естественно: мы ведь страна мирная…

Когда Хрущев распорядился сообщить новую цифру потерь, прежде тщательно скрытую, замурованную, как урна в Кремлевской стене, — 20 млн. человек, — упорно бытовало вот это самое мнение: данная цифра тоже основательно пригорблена. Убоялись народа и решили ограничиться 20 млн. Отныне — 20!

Аж земля покачнулась! Не стон, а набат пошел по России. Смотрели друг другу в глаза и произносили эту цифру: и ужас, скорбь! В немом крике содрогнулась земля. Еще раз страна прильнула к убитым, простилась, теперь уже навеки…

Словом, по-государственному отнеслись к новой цифре потерь. Кого утешит «объективистская» правда? Щадить, щадить народные чувства…

И потом, как без учета международного момента? Не радовать же бывших врагов, а заодно и новых — атлантических, всех ненавистников первого в мире государства социализма.

Да, намертво застопорили тогда на 20 млн.

И то верно: воевали не числом, а умением. Каждую победу заваливали трупами, по-сталински вели счет жизням. Опустела Россия после войны. Многие годы непривычно малолюдели города и деревни.