Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Да, неограниченный террор и есть диктатура пролетариата. Для светлого завтра расчищали землю…

У бийцы и мародеры…

Я стараюсь представить тех, кто стрелял в голову, представить палачей, еще их зовут катами. Здесь, в этих строках, мы их не назовем людьми.

Наверное, при столь массовых казнях, как в Куропатах, московских тюрьмах, Катыни, Харькове, да в каждом приметном российском городке, стрелял не один кат. Ведь они убивали в сутки от нескольких десятков до нескольких тысяч (в Сибири и на Севере, случалось, клали из пулеметов). Значит, стреляли несколько палачей, и стреляли пачками. Убил там 8—10 человек — и перекур, надо восстановить силу, выпасть из запарки. Стоит такой кат здесь же, сбоку, и палит папиросу, а в 5–7 шагах дырявит затылки другой — лейтенант или капитан. После «другого» сменит третий. И опять на бойню заступает первый…

И наверное, обильно брызжет кровь. Ведь стрелять надо вплотную — иначе не поймаешь затылок, а это уже необходимость добивать, а на сей счет, надо полагать, строгие инструкции: никаких криков приговоренных, никаких стонов. Стрельба стрельбой, а воплей и стонов не допускать. А жертвы в своем большинстве по несознательности упирались, кричали; что сопротивлялись многие — это факт. Люди же чувствовали, а часто и видели, что с ними будет. В этом случае требовались помощники, и выстрел должен был производиться вплотную, поскольку жертва вырывалась, мешая прицелу.

Значит, кровь могла обрызгать. Значит, стреляли в спецодежде, которую после отстирывали? Но это вряд ли… Всякая стирка спецодежды предполагала расширение круга посвященных, а именно это строжайше исключалось. Похоже, надевали на себя непромокаемые передники от плеч до колен плюс нарукавники выше локтей. Глухо доходили сведения, что имелись такие из клеенки. Тогда ведь не знали, что такое нейлон, лавсан и т. п. В наличии были брезент, коленкор да клеенка.

И те, кто подводил жертвы, тоже, наверное, требовали перекура. И их тоже через 10–15 минут сменяли. Наверное, не менее трех помощников зараз требовалось на одного осужденного.

Наверное, при массовых «забоях» следовало палачей подкреплять морально, и их собирали, перед ними выступали высокие начальники, а также секретари партийных организаций — и говорили о необходимости уничтожения врагов, возмездии, классовой справедливости, защите наших женщин и детей от извергов-террористов, очистке страны от паразитов, шпионов, предателей…

Наверное, выдавали водку, папиросы, денежные премии, отправляли в однодневные дома отдыха — это забота Родины. И работа спорилась. И все это своего рода душевный наркоз, под которым бушевала беспощадная ярость к врагам. Она, разумеется, притуплялась, превращаясь в тупо-монотонное действо: борьба — сопротивление жертвы, крики, мат палачей, дробящие зубы и кости удары — и выстрел. Опять борьба, стоны, рыдания, сопротивление, мат — и выстрел. С тем и уходили люди из ослепительно прекрасного мира…

Наверное, очень хвалили убийц. Наверное, те, кто подводил, после просили дать возможность тоже пострелять — и давали. Очень хотелось вогнать пулю и увидеть, как мешком рушится «враг» в яму или на кучу опилок.

И наверное, похвалы очень воодушевляли.

И наверное, награждали, даже обязательно награждали — это уж непременно. Это важно психологически — и для палачей, и для начальства: высокой полезности дело творим. Известно, что убийца Бухарина огреб орден Красного Знамени (боевой!). Хотя какой он убийца, он — расстрельщик, а убийца — Сталин и «всепобеждающее ленинское учение»… и умопомрачение народа. Это не преувеличение: все оправдывали и все делали именем народа…

А как снимут передники да нарукавники, обрядятся в «воскресное» обмундирование — загляденье. Сапоги наблищут, навинтят ордена — народные герои и есть. Толпа и впрямь завистливо косит…

По стране их набиралось на десятки тысяч — в общем, немного, но заключали они историческое дело десятков миллионов: бред идеологов, извращения миллионов партийных собраний, истерию советского искусства, рабский труд масс. И поэтому эти палачи не были отверженными и презренными, этаким отребьем. Напротив, представляли собой они далеко выдвинутое вперед разящее оружие диктатуры пролетариата, воли трудящихся масс, самую заслуженную часть нового общества. Подлинные народные герои…

Вот во что оборачивается любовь к народу и справедливости. Это — и еще чтение самых умных книг в лучших библиотеках мира.

Выстрелы в подвалах, у рвов, среди снегов лагерей являлись завершением того непереносимого напора, который оказывала история на людей. Не Ленин, большевики, а история казнила народ. Веками она увеличивала давление на пространство, где должны были помещаться: власть и зло, — чтобы заместить их на справедливость и рай. От стихии восстаний, бунтов, кружков либералов, чтения сотен книг во имя одной, которая укажет направление движения и средства достижения цели, одновременно и выстрелов террористов, взрывов бомб, наконец, большевизма — вся эта идейная бойня по подвалам, у рвов и в лагерях оказалась завершением единого исторического процесса.

Возглавила данный процесс на последнем отрезке — самый главный в истории человечества — интеллигенция. Умственная работа — ее привилегия. Общество для того и породило интеллигенцию: знания, наука, техника, определение путей в будущее.

А под всей этой борьбой монолитом стоял народ. Это от него шла борьба за «лучшую долю». Интеллигенция как порождение народа лишь выражала его устремления, его волю. Она усиленно работала над приданием ему научной организованности, обоснованности и практической достижимости.

И все это являлось одним непрерывным историческим процессом, в основе которого лежала воля народа, а ежели быть точнее: вечная война народа против государства. Во веки веков государство являлось ненавистным установлением для народа.

Это, кстати, гениально уловили Бакунин и Кропоткин.

Это — содержание мировой истории: война народа против государства.

Заглянем лет на двадцать вперед — в весну 1940-го. Опыт по стрельбе в затылок такой накопился — и не охватишь воображением. Уже многие миллионы гнили в братских захоронениях — и все с дырами в черепе.

Чтобы представить, как это происходило, оживим одну из «забав» «женевской» уродины. «Забава» эта оказалась обставленной сотнями томов документов. По ним не столь уж сложно воссоздать картину убийств. Посему забежим в весну сорокового.

Убийства в Катыни история снабдила обильнейшими и подробнейшими документами: расследовали немецкие фашисты и поляки в 1943-м, расследовала советская сторона (та самая, что наваляла эти трупы) в 1944-м, расследовали и в 90-е годы. Сотни томов, фотографий, отчетов судебных экспертов, даже свидетелей.