Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Эти слова легли на бумагу в 1918 г. — на самой заре «красного» удушения независимой мысли.

Подлее преступления быть не могло, и совершили его не белые, а все те же эсеры! И присутствовала, следовательно, в ранах и мучениях вождя доля и этих поганцев — Федоровича, их Политического Центра и вообще всей иркутской политической шушеры — и левой и правой демократий, от анархистов до правых эсеров, мать их всех вдоль и поперек без всякой пощады!

Обидно было председателю губчека за свою партию. После Николая Второго им бы, большевикам, в самый раз и ссадить Верховного Правителя России, а тут эти вертуны — эсеры, бревно им под ноги! Момент, разумеется, такой — вот и пофартило. Любому в Сибири ясно — выдача эта неспроста: продали дружки Верховного, а сами за моря и к себе домой.

— Стали бы вы клянчить, — раззадоривал Чудновский бывшего председателя Политического Центра, — ежели б сами могли сдюжить или взять; да ни в жизнь! Тут же бы повязали! Но и то верно, не повел бы себя Правитель так, не полез бы в иркутскую петлю, перевешивай на вас сила! Мозга-то у адмирала: вы всем Центром призаняли бы — и все едино, путались бы без соображения! Какие у вас заслуги, в чем? Постучали вы к Сыровому, поклонились — это факт. А поскольку не имели в достатке силы, зависели от господ белочехов. И счастье, что они на вашу просьбу не наплевали.

Интересовался бывший председатель Политического Центра допросами адмирала, а он, Чудновский, взял да и перестал показывать: пусть соображает, чья нынче власть.

Флор Федорович и отрезал Чудновскому — ну как ножом по стеклу:

— История проверяет теорию, товарищ Семен, история! И в итоге она — только она — дает свое чтение: непредвзятое чтение и толкование фактов. И все мы можем оказаться жалкими. Пусть история размотает хотя бы четверть века, полвека…

Шибко разило от Федоровича, так и подмывало урезонить: интеллигент… а лакаешь, чисто сапожник! Однако сдержался Чудновский. Не тот момент, точнее, не созрел еще момент. Каппель вон на носу, да тут еще «буфер», вроде сотрудничать придется. В общем, не созрел момент.

А что до выдачи адмирала: белочехи выдали, факт! Толпы глазели на станциях, а брать-то не брали: недоставало силенок на адмирала, то есть вообще сила насчитывалась и в штыках, и саблях, но уступала белочешской и вообще… интервентской.

У японцев вон 75 тыс. штыков. По данной причине и «буфер» — не разгуляешься, мать их!

И выдали адмирала одноглазый хрен Сыровы с Жанненом: не представлял Колчак уже ценности — ну круглый банкрот, обуза и есть. Самый расчет откупиться Правителем и обеспечить спокойный отход к Владивостоку, а белочехам это еще и вполне приличное обеление. Сколько грехов чохом на списание!

Эти белочехи — да половину России макнули в кровь! И что за фарт при этом! Колчаковская казна отчисляла Сыровому золото в слитках — сотни килограммов: плата за участие в наведении порядков. И переправлял эти слитки Сыровы в Прагу. И этому очень радовались Масарик с Бенешем.

А теперь и все золото при легионе, и Правителя больше нет — ну принципиальная и заслуженная победа демократии!..

Не удается Шурке Косухину и всей советской власти вернуть казну. Стоит эшелон с золотом под чешскими флагами…

Имеется у товарища Чудновского материала на легион, пополняет он его неустанно: и опросами, и фотографиями, и трофейными документами. И берет куда дальше: интересуется, кто такие Масарик с Бенешем. Прикатывают от них в Сибирь разные упорно-уполномоченные — и в результате утекает законное русское золото. Ну не может смириться Чудновский: казнят русских, в землю кладут тысячами — и еще тягают золото! И от этого имел он на чешских и словацких вождей особое дело и особый надзор: не спускал глаз как с врагов мировой революционной подвижки.

Томаш Гарриг Масарик проходит у него в делах контрреволюционером высшей пробы — ну наравне с Правителем! Осуждал Масарик Октябрьскую революцию: документы губчека устанавливали данный факт неоспоримо. До 1917 г. мечтал Масарик о самостоятельной Чехословакии с кем-то из Романовых на престоле — похлеще Колчака монархист!

Документами может доказать Чудновский, цифирью: первым виновником чехословацкого мятежа является старый лис Масарик. Все тут прошло через него, и последнее слово было и остается за ним.

На средства от Масарика и неугомонно-пробивной Савинков сколачивал свой «Союз защиты родины и свободы». Само собой, союзники тоже кое-что подбросили. Знает это Чудновский определенно, из бумаг.

Раздражали товарища Чудновского и звания чехословацкого президента, скажем доктор философии.

Имеет к философиям председатель губчека законные подозрения: тоже знал определенно, что мировая философия отравляла жизнь и деятельность Марксу, а теперь и товарищу Ленину. Будь его, Чудновского, воля, присовокупил бы он самых вредных философов, и вообще словоблудов, к адмиралу — и провел бы через одно следствие! Во всяком случае, Каутского, Бернштейна, Струве и Мартова тут же, по получении, вывел бы в расход! И сам бы послал пули именем вождя мирового пролетариата товарища Ленина! Зримо, до бледности лиц, умоляющего шепота и рывка тел под пулями, представляет этот святой миг товарищ Семен.

Выпил он 21 января на радостях и гордостях: не каждый день Правитель попадает к тебе. Даже повело — вроде кто тихонечко пустил стены вразгон: и тронулись вокруг, но не так чтобы шибко, вполне владел собой Чудновский, хотя по его росту стакан первача, что иному бутылка.

Словом, разговелся товарищ Чудновский по случаю победы ревкома над гунявым Политическим Центром. И тот заслуженный стакан самогона зажевал ломтем черного. Нет, единственная награда, которую он признает, — это окончательная победа мировой революции.

Таким образом, на звание «доктор философии» имеется у товарища Семена своя законная классовая ненависть. Зато другое звание чехословацкого президента — «профессор» — веселит его и внушает чувство превосходства: получить «профессора» за исследование вопроса о самоубийствах! В представлении товарища Чуднов-ского стреляться (или топиться, вешаться) допустимо лишь в одном случае: коли обложен врагами и в обойме последняя пуля. Стало быть, задача изучения самоубийств должна в первую очередь сводиться к тому, куда и как пустить все налично-предыдущие пули. Ответ тут однозначен, чего писать, разоряться: пули эти должны разить тех, кто довел тебя до невозможности жить. Иначе любое самоубийство — дешевка и подлость. А все же, положа руку на сердце, он считает пана Масарика старым хрычом и в будущем, по причине преклонного, 70-летнего, возраста, для мировой революции не шибко опасным.

И знать не знал и ведать не ведал товарищ Чудновский, что в 1910 г. этот самый Масарик навестил Льва Николаевича Толстого, о котором писал Ленин как о «зеркале русской революции», а уж одно это — подтверждение качественности человека, от вождя печать, как бы разрешение и в дальнейшем с почетом следовать по русской истории.