Антуанетта Мэй - Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Я взяла ее за плечи, провела в комнату и захлопнула дверь, прежде чем солдаты успели что-либо сказать или сделать.

— Дорогая моя, — сказала я, усадив Мириам на кушетку и подложив ей под спину подушку. — Я пыталась, действительно пыталась, но что Пилат мог поделать? Ты, наверное, считаешь его всесильным, но это не так. В городе собрались сотни тысяч паломников. На всю страну у моего мужа всего несколько сот солдат. Подкрепление подоспело бы из Сирии только через несколько дней.

— Иисуса можно еще спасти.

Мрачное предчувствие охватило меня.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Тебе известны тайные свойства трав и зелий... — Ее напряженное лицо покрылось мертвенной бледностью, глаза были широко открыты. — Ты можешь что-нибудь дать Иисусу.

Что дать ему? Какое безумие она говорит?

— Мириам, Мириам, неужели ты думаешь, что я не испробовала все средства, чтобы спасти Голтана? Но все оказалось напрасно,

— Пожалуйста, — умоляла она, протянув ко мне руки. — Я никого не знаю в Иерусалиме. Ты для него — последний шанс.

Я отвернулась, не в силах видеть ее полные отчаяния глаза.

— Мы сделаем вот что, — возбужденно начала она излагать свой план. — Когда наступит пятница, день приготовления, солдаты казнят Иисуса. Они сочтут его мертвым, но с твоей помощью он будет только казаться мертвым. Я попрошу отдать его тело и буду оберегать его, пока не придет целитель из ессейского монастыря. Своим целительским искусством он спасет Иисуса, я уверена в этом. Потом ессеи спрячут его. Никто об этом не будет знать. У нас все получится, поверь мне, — убеждала меня Мириам, стоя на коленях. — Ты должна мне помочь.

Я подняла Мириам с колен и попыталась утешить ее. Все, что я видела во сне про смерть Иисуса, сбывалось. Мария тоже знала, какая судьба его ждет. Я вспомнила, в каком она была подавленном состоянии на свадьбе. Как матери жить с таким камнем на сердце?

А что, если мой сон не сбудется? Что, если я смогу изменить ход событий, увиденных во сне? Возможно ли это? В моих ли силах спасти Иисуса? Страстоцвет и арника успокоят его и облегчат боль. А живокость изменит его внешний вид, и он будет похож на мертвеца.

— Как ты передашь ему зелье? — спросила я.

— Я смогу. Пожалуйста, Клавдия, приготовь эти снадобья. Другого выхода нет. — Ее глаза засветились надеждой, и она взяла меня за руку.

Надежда маленькая, но если я не сделаю попытку...

Это случилось, когда я находилась одна в своих апартаментах. Я пыталась прогнать ужасные картины, встававшие перед моими глазами: агонию Иисуса, прибивание его к кресту, гвозди, пронизывающие его плоть, Мириам, стоящую на коленях перед крестом, страдающую вместе с ним, молящую о чуде. Удалось ли ей передать снадобье? Подействовало ли оно? И может ли подействовать?

Я, должно быть, не обратила внимания, как потемнело все вокруг. Вдруг удар грома сотряс дворец. Выбежав на балкон, я увидела, что солнце исчезло. Поднялся сильный ветер, срывая навесы, ломая деревья. Небо почернело. На моих глазах Храм, вырванный из темноты вспышкой молнии, содрогнулся.

Я вбежала обратно в комнату в тот момент, когда упала и раскололась подставка лампы. Мраморный пол качнулся у меня под ногами.

— Марцелла! — крикнула я. Продвигаясь, как слепая, ощупью по темному проходу, я наконец дошла до двери. Моя дочь громко плакала, а ее няня пыталась зажечь лампу.

Схватив Марцеллу на руки, я погладила ее по голове и начала утешать ее. Землетрясение закончилось так же быстро, как и началось, однако еще царила тьма. Я качала на руках свою девочку, успокаивала ее, говорила ласковые слова. Как долго я убаюкивала Марцеллу, пела колыбельные и бормотала глупости, я не знаю. Вдруг я услышала тяжелые приближающиеся шаги. Кто-то громко отдавал приказы. Свет залил комнату. В дверях появился Пилат в сопровождении двух рабов, державших факелы.

— Папа! — закричала Марцелла, потянувшись к нему.

Пилат пересек комнату и, подойдя к нам, крепко обнял.

— Что это за ужас такой? — истерически закричала няня. — Какое зло мы совершили, чтобы боги так наказывали нас?

Пилат сверкнул на нее глазами.

— Произошло землетрясение и солнечное затмение, не больше того. Образованные люди — только они достойны того, чтобы заботиться о детях, — знают это. — Потом он нежно погладил Марцеллу по голове. — Просто луна проходит между солнцем и землей. Это природное явление, которое происходит время от времени.

Пока Пилат говорил, Марцелла перестала плакать. Потом она вырвалась из наших рук и устроилась на полу.

— Давайте играть в затмение, — сказала она, собирая глиняные кубики. — Голубой будет луна.

Пилат и я встали рядом с дочерью на колени. Он передвигал кубики, как она показывала.

— Я люблю тебя, папа, — вдруг сказала дочь. — Мы скучали по тебе. Мама, ты тоже любишь папу?

К моей великой радости, кто-то постучал в дверь. Пилат недовольно нахмурился, а я вскочила, чтобы открыть ее. За дверью стояла Рахиль, бледная как полотно, с широко открытыми от испуга глазами. Я вышла из комнаты, чтобы поговорить с ней.

— Происходят ужасные события, госпожа, — едва переводя дух, произнесла она. — Раскололись каменные гроб-ницы, и из них показались кости. Я находилась в зале, когда туда стали сбегаться люди и рассказывать невероятные истории. Завеса Храма разорвалась надвое сверху донизу.

— Пойди и успокой рабов, — наказала я ей. Я уже хотела вернуться обратно в комнату Марцеллы, но Рахиль остановила меня.

— Постойте, — нерешительно сказала она. — Мириам послала со мной одного человека, который должен поговорить с Пилатом. Он хочет попросить об одолжении.

Я посмотрела в конец прохода, который уже ярко освещался лампами.

— Где этот человек?

Я заметила, что Рахиль чего-то боится.

— Он ждет перед вашими апартаментами.

— Пилат не захочет, чтобы его беспокоили. Я могу встретиться с тем, кого ты привела.

Рахиль преградила мне дорогу.

— Повсюду шныряют соглядатаи Синедриона. Ирод тоже ищет повода дискредитировать нашего господина в глазах Тиберия. Вы ничего не сможете сделать, только навлечете на себя еще большую беду. — Рахиль помолчала. — Иисус мертв.

Мертв? Так быстро? Мириам дала ему снадобье? Оно оказало действие?

— Откуда ты знаешь? — Мое сердце бешено колотилось. — Кто тебе сказал?

— Говорят, что один из солдат пронзил копьем Иисуса в бок.

Бедная Мириам, ее безумный замысел не удался. Глотая слезы, я отстранила Рахиль. У входа в мои покои стоял стройный молодой человек, на вид не более двадцати лет. На нем белая одежда хорошего покроя, но помятая и вся в пятнах. Что это — кровь? Он повернулся и посмотрел на меня с мольбой в больших глазах.

— Кто ты? — спросила я. — И зачем пришел?