Антуанетта Мэй - Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Я вскочила на помост и забралась на кушетку. Большая черная змея подняла голову над краем помоста. Она медленно подползла ко мне и обвилась вокруг лодыжки. Я бешено задрыгала ногой, но змея продолжала двигаться по ней вверх. Маленькая комната кишела змеями, они закручивались кольцами, сплетались в клубки и образовывали сплошную копошащуюся массу вокруг кушетки.

— Нет! — завопила я. — Нет!

Схватив черную змею, я изо всей силы швырнула ее об стену. Обмякшая гадина упала на пол. По крайней мере я убила одну. Но нет, она опять зашевелилась, подняла голову и начала расти. Уставившись на меня своими сверкающими стеклянными глазами, рептилия поползла на помост. Она становилась все длиннее и толще, толще колонны. Забравшись на кушетку, она своим трепещущим языком лизнула мне ногу, которой я продолжала трясти.

Змея все поднималась, пока ее глаза не оказались вровень с моими. Я сжала кулаки так, что ногти глубоко врезались в ладони.

— Пилат! Как ты мог так жестоко поступить со мной? — закричала я.

Змея метнулась вперед и кольцами обвилась вокруг моего тела. С неимоверной силой она сдавливает меня. Я не могу шевельнуться, не могу вздохнуть, перестаю ощущать себя.

Открываю глаза, и в них ударяет яркий, слепящий свет. Слышится ритмичный, постепенно усиливающийся звук, увлекающий меня куда-то вниз, во мрак. Волны захлестывают меня, затягивая в бездонный колодец, все глубже и глубже. Черная вода заполняет легкие. Нечем дышать. Жизнь покидает меня. Я отчаянно сопротивляюсь. Все кончено. Небытие. Затем нежные звуки лир, флейт и систрумов. Холодная рука касается моего лба. «Клавдия, моя избранница, ты забыла, что я всегда с тобой?»

— Исида, — прошептала я.

Путешествие за пределы реального закончилось, видение пропало, унеслось, подобно вихрю, осталась только черная пустота. Я освободилась от прежней Клавдии, как змея, сбросившая кожу. Мое тело парило, рожденное из небытия в осознанную действительность.

Какое-то время перед глазами стояла лишь полная темнота. Потом в отдалении возникла фигура человека. Это был отец. Он стоял один и смотрел на меня. Бледный, с мрачным выражением лица. «Что случилось, папа?»

— Ты должна исполнить свой долг, Клавдия, — произнес он. — Ты осталась одна.

Отец повернулся и исчез в темноте. Откуда-то издалека донесся мамин голос:

— Марк! Марк! Подожди! Не уходи без меня!

Все вокруг ритмично, без остановки раскачивалось из стороны в сторону. Где я? Мерное биение эхом отзывается в голове. Что это? Я изо всех сил пыталась открыть глаза.

— Госпожа! Наконец вы проснулись! Мы на корабле, плывем в Антиохию. Как вы себя чувствуете?

— Превосходно, Рахиль, — прошептала я. — Лучше, чем когда бы то ни было. — Я хотела сказать еще что-то, но не смогла. Я сомкнула тяжелые веки и заснула. Кто знает, как долго длился мой сон.

Когда я проснулась, Рахиль опять сидела рядом со мной.

— Вам явился Асклепий? — робко спросила она.

Я кивнула.

— Он причинил вам боль?

— Он спас меня и обновил. Это был его дар.

Озадаченная, Рахиль нахмурилась:

— А ребенок?

— Не будет никакого ребенка, — сказала я, с трудом поднимаясь на кушетке.

— Но, госпожа... Вы больше не любите его?

— А что такое любовь? Я никогда о ней ничего не знала. — Я немного помолчала, задумавшись. — Раньше я питала надежду, а сейчас я лишилась ее.

— Господин, вероятно, не имел представления о змеиной яме, — сказала Рахиль, расчесывая мои спутанные волосы.

— Нет, он знал, не мог не знать.

Рахиль смотрела на меня с сочувственным выражением на лице.

— Римлянки должны повиноваться своему мужу, — сказала она.

— Я помню об этом. Маме очень повезло. Ей это просто. Не многие женщины любят мужей так, как она. И не у всех такие мужья, как мой отец.

— Вы изменились. — Рахиль положила расческу и стала массировать мне голову. — Это заслуга Бога? Вы кажетесь сильнее, разумнее и трезво смотрите на вещи.

— Может быть, но я не хочу воспринимать их такими, какие они есть.

— Что вы имеете в виду?

— Перед свадьбой мои родители, каждый в отдельности, дали мне денег, сказав, что жена должна иметь что-то про запас. Этого более чем достаточно, чтобы оплатить дорогу в Рим.

— Дорогу в Рим? — изумилась Рахиль. — Вы что задумали?

— Я возвращаюсь к родителям. Пусть люди говорят, что им вздумается. Пройдет не так много времени, и у них найдется, о ком и о чем еще посплетничать. Когда я окажусь дома, действительно дома, все будет нормально.

С чувством удовлетворения и уверенности в правильности принятого решения я снова легла на кушетку.

По мере того как продолжалось плавание, ко мне постепенно возвращались силы, но мной овладевало беспокойство. Хотелось поскорее добраться до Антиохии, разорвать тамошние узы и начать новую жизнь. Окончательно окрепнув, я сказала Рахили, чтобы на палубу вынесли мою кушетку. Лежа на ней, я смотрела на море. Волны ударялись о борт и, пенясь, откатывались назад. Пассажиры и команда ходили на цыпочках вокруг меня. Одни взирали на меня с нескрываемым любопытством, другие — с благоговейным страхом. Видимо, до них дошли слухи о змеиной яме. Я старалась ни с кем не разговаривать, даже с Рахилью. Я предпочитала общаться только с Исидой и чувствовала ее силу, как никогда раньше.

В глазах Семпронии и Плутония, следивших за мной, я замечала тревогу. Когда мы остановились в Галикарнасе, я видела, как Плутоний передал свиток офицеру, поднимавшемуся на борт меньшего и более быстроходного корабля, пришвартованного рядом с нашим. Он явно позаботился о том, чтобы его вер-сия о случившемся первой попала в руки Пилата. До чего забавно и бессмысленно,

Пилат наблюдал за тем, как наш корабль причаливал в Антиохии. До того как кто-либо успел сойти на берег, Пилат поднялся на палубу, пройдя мимо Плутония и Семпронии.

— Рад, что ты вернулась, — сказал он, обняв меня. — Я скучал по тебе.

— Неужели? — спросила я, выскользнув из его объятий. — Ты в самом деле скучал? — Я с любопытством посмотрела на него.

Он сверлил меня своими голубыми глазами, которые когда-то казались мне неотразимыми.

— Я знаю, на твою долю выпало суровое испытание. Мне жаль, очень жаль.

— Ты называешь это суровым испытанием? Я бы сказала, что это — как бы точнее выразиться? — благотворное просветление.

— Рад, что ты так воспринимаешь случившееся. — Удивление и облегчение были написаны на его лице, когда он снова обнял меня. — Я должен кое-что тебе сказать.

Внутри у меня что-то оборвалось. Сон в руку. Сердце яростно колотилось, когда Пилат прижал мою голову к своей груди.

— Сегодня утром от Агриппины пришло письмо.

Высвободившись из его рук, я отступила назад и посмотрела на него.