Говард Фаст - Дорога свободы

Я не хочу вас пугать, друзья мои. Видит бог, у меня было довольно причин для страха, когда я был в Вашингтоне. Но когда я вернулся домой, все предстало мне в ином свете. Я успокоился: здесь мой дом, и все эти люди — мои друзья. Они знали меня еще рабом, знали, как я убежал от своего хозяина Дадли Карвела, как я вернулся, так же как и многие из них, вернулся на эту огромную плантацию, где уже не стало ни хозяина, ни надсмотрщиков, ни кнута, ни насилия. Я огляделся вокруг и подумал: здесь царит разум, здесь есть все, что составляет радость жизни. И я сказал себе: те ужасы, которых я боялся, не могут произойти здесь у нас, где мы вместе с вами строили новую жизнь. И вот некоторое время я наслаждался обманчивым счастьем.

Это кончено, друзья мои. Теперь я хочу рассказать вам правду; я хочу, чтобы вы поняли, почему Мак-Хью лежит сейчас у меня с искалеченными руками, почему умерла его жена, почему он потерял рассудок. Я хочу рассказать вам, почему, возвращаясь из Вашингтона, мы с сыном были вынуждены ехать в особом вагоне с надписью «Для цветных». Я хочу рассказать вам, почему вопли и стоны раздаются по всему Югу, от Техаса до Виргинии. И самое главное, я хочу, чтобы вы поняли, почему отныне белых будут натравливать на негров, как собак на овец. И если это удастся, то Карвела скоро не станет, словно его никогда и не было, словно это был только сон.

Чем объяснить, что никто из жителей Карвела не принадлежит к Клану? Чем объяснить, что по всему Югу честные фермеры, в поте лица обрабатывающие землю, не принадлежат к Клану? Кто же принадлежит к Клану, если, как пишут наши газеты, он выражает протест негодующего, поверженного, страдающего Юга? Откуда появился Клан? Кто его создал? Если его цель спасти Юг от диких варваров-негров, то почему на каждого негра он истребляет двух белых, почему он явился сюда в Карвел и убил больную жену Фреда Мак-Хью?

Я долго не мог понять, что представляет собой Клан, как он действует, для чего он был создан. Теперь я это знаю; вы тоже это знаете. У Клана есть одна цель: уничтожить на Юге демократию, истребить свободных фермеров и таким путем разобщить негров и белых. Негр станет батраком, в сущности таким же рабом, каким был до войны. И когда это совершится, когда он если не по названию, то по сути дела снова станет рабом, тогда он потянет за собой и белых. Горсточка белых будет обладать богатством и властью — как это было и до войны. Но только горсточка. А участь остальных — нищета, голод, ненависть, ненависть, которая, как язва, будет разъездать тело нации.

Вот в нем заключалось преступление Фреда Мак-Хью. Его подвергли истязаниям для того, чтобы Абнер Лейт, Джек Сэттер, Франк Карсон, Лесли Карсон, Уил Буя — каждый белый, живущий в Карвеле, зарубил это себе на носу, и в тот день, когда с нами начнут сводить счеты, вел себя, как приличествует белому. Теперь я обращаюсь к вам: решайте сами; для вас есть выход, который, впрочем, никуда не ведет. Присоединяйтесь к Клану, помогайте ему, не сопротивляйтесь — и вы сами себя уничтожите. Вам известно, что это за люди, эти подлые, развращенные выродки, эти бывшие негроторговцы, надсмотрщики, палачи, хулиганы, шулера, жулики, шерифы, которые храбрятся теперь, когда можно с ружьем итти на безоружных, но у которых в свое время недостало храбрости на то, чтобы пойти на фронт, на то, чтобы умереть в бою, как умирали тысячи южан. Много о них нечего говорить; когда они стащили с кровати Салли Мак-Хью, когда они подвесили ее за руки и запороли до смерти, они достаточно себя показали. Это подонки, это отбросы нашего народа. На каждого такого у нас на Юге найдется не меньше сотни честных, порядочных людей. Но эти отбросы организованы, а честные, порядочные люди — нет. У них есть деньги; у них есть наймиты, которые защищают их в Вашингтоне; у них есть главари, богатые плантаторы, которые руководят и управляют ими. У нас ничего этого нет. И я скажу: слава богу, что нет.

Что же нам делать? Я знаю, чего бы хотел мой друг Абнер Лейт: взять ружье и убить Джессона Хьюгара. Но это не выход. Потерять голову, начать убивать так же, как убивают они, — это не выход.

— Ну, а где же выход, Гидеон? — закричал Абнер Лейт. — Почему ты нам не расскажешь, что было в Вашингтоне?

— Я расскажу. В Вашингтоне нас предали. Нас предала республиканская партия, моя партия, партия Эба Линкольна, — и ценой был президентский пост. Плантаторы уплатили эту цену. И вот теперь, когда Хейс станет президентом, войска будут выведены из Колумбии, из Чарльстона, отовсюду. И хозяином на Юге станет Клан.

— Ага, ты это признаешь!

— Признаю. Я вам сказал, что буду говорить правду. Но что же нам делать? Сходить с ума? Бесноваться? Убивать? Расстроить таким образом наши ряды и проделать за них всю работу, прежде чем они сами за нее возьмутся? Этого вы хотите? — Гидеон замолчал и внимательно посмотрел на своих слушателей. — Этого вы хотите? — повторил он. — Если это то, чего вы хотите, тогда мне здесь делать нечего — я ухожу.

Наступило долгое молчание, потом Франк Карсон сказал: — Продолжай, Гидеон, говори, что ты хотел сказать.

— Хорошо. Не забывайте, что мы еще сильны. Здесь, в этой комнате, нас пятьдесят человек. У нас есть оружие, есть патроны; мы вместе проходили военное обучение и вместе работали. Я считаю, что, если мы не будем горячиться, мы сумеем защитить себя. С другой стороны, одна оборона ничего не даст. Мы ведь не хотим просто погибнуть со славой. Надо организовать других, тысячи таких же, как мы, по всему Югу. Я поеду в Чарльстон. Я повидаюсь с Фрэнсисом Кардозо и другими негритянскими лидерами. Я уже с ними договорился о встрече. Там будут и белые лидеры — Андерсон Клэй и Арнольд Мерфи. Быть может, сообща мы найдем способ предотвратить насилие. Я ничего не обещаю. Я даже не очень надеюсь. Я не знаю. Но дайте мне попробовать. После еще хватит времени и для другого. Дайте мне попробовать. Оставим жизнь Джессону Хьюгару. Если мы его убьем, это ничего не изменит в ходе событий. Если же я чего-нибудь добьюсь... Дайте мне попробовать.

Все молчали, потом несколько человек кивнули головой.

— Ладно, — тихо промолвил Абнер Лейт. — Попробуй.

Эллен не могла уснуть. Из-за перегородки всю ночь до-носились тихие стоны Фреда Мак-Хью. В этих стонах Эллен слышала голос своего прошлого, того страшного прошлого, которое она уже начала забывать; теперь оно возвращалось к ней, все, чего она не хотела помнить, — блуждания в лесу, смерть, крики боли. Она лежала и слушала, дрожа от страха. Наконец, не вытерпев, она разбудила Джефа.

— Что ты, милая? — спросил он. — Что ты?

— Я боюсь.

— Чего же тут бояться?

— Боюсь... — Лежа с ним рядом, она касалась его широкой могучей груди, сильных узких бедер, плотных, выпуклых мускулов, расслабленных сном. Она провела рукой по его шее, подбородку, губам, сомкнутым векам. Ночью, в темноте, они были одно существо; она прильнула к нему и зашептала: — Джеф, Джеф, Джеф.