Дмитрий Агалаков - Дар из глубины веков

– В «Слове о полку Игореве» такой персонаж, как Баян, только возникает на исторических подмостках!.. – благоговейно касаясь пергамента, молвил Александр Иванович Сулакадзев. – А тут как же?..

– А тут он раскрывается полностью, – кивнул Дубровский. – И от первого лица! В этом гимне очень подробно сам Баян о себе и рассказывает! Что он потомок рода Славенов, что родился, воспитан и начал воспевать у Зимеголов, что отец его был Бус, воспитатель младого Волхва, что отец его отца был Злогор, «древних повестей дольный певец», что сам он, Баян, служил в войнах и неоднократно тонул в воде. Все писано нашей древней руникой…

– Бог мой, Бог мой, – шепотом повторял Сулакадзев.

– Я его из Парижа вез. А как он туда попал, сами должны догадаться. Впрочем, вы о том уже упомянули. Анна Ярославна его с собой привезла, с Киевской Руси во Францию, семьсот пятьдесят лет назад.

– Стало быть, рука ее этого свитка касалась? – с замиранием сердца прошептал гость, трогая свиток.

– Именно так. А ведь есть еще и другие значимые тексты. Например, «Перуна и Велеса вещания», или «Произречения новгородских жрецов»…

У Сулакадзева даже губы задрожали:

– Петр Петрович…

– Ну?

– А вы мне позволите сделать список с «Боянова гимна»? Душой матери свой прошу! – Он смотрел на Дубровского, как смотрит изголодавший пес на мясную кость в руке щедрого повара. – Копию? Изучить, перевести, может быть…

– Позволю, – ответил Дубровский. – Вам, зная вашу чистую душу радетеля русской древности, позволю. Уж коли сам признался! – Он добродушно рассмеялся. – А то еще заболеете, не дай-то Бог! Только уговор: будьте аккуратнее с текстом. Я уже понял, что далеко не все наши соотечественники готовы разделить сие мнение, что Русь – страна древнейшая и жила себе поживала и до крещения. И песни пела, и книги писала. Сего утверждения, Александр Иванович, многие вам простить не сумеют. А еще и преследовать будут!

На том они и договорились. В ближайшее время Сулакадзев сделал список с «Боянова гимна», но удержать при себе такую новость не сумел. Выписки из «Боянова гимна» докатились до последнего крупного собирателя русской старины Гавриила Державина. Гавриил Романович продолжал традицию Ломоносова как большой славянофил и страстный почитатель древностей.

Об имеющихся у него «новгородских рунах» Сулакадзев сообщал и прежде. А теперь – «Боянов гимн». Александр Иванович передал Державину часть текста. Тот загорелся этой находкой!

Сулакадзев сказал о том Дубровскому. Не мог не сказать! Ведь Петр Петрович сам хотел огласки своих книг! Своего сокровища!

Но вместо восторженного «Да!» коллекционер сказал:

– Повремените радоваться, Александр Иванович. Кто друг Гавриила Романовича, знаете? А я вам скажу: это мой недруг, всесильный Алексей Николаевич Оленин, статс-секретарь Сперанского. Понимаете? Проведает он, что я скрываю дома рукописи…

– И что же? – нахмурился Сулакадзев.

Тень легла на лицо Дубровского.

– Я не знаю, что может быть. Но предположить могу самое худшее. Оленин давно на меня волком смотрит. Еще обвинит в том, что я эти рукописи украл.

– Да как же так?

– А вдруг? Моя квартира и «Депо манускриптов» под одной крышей. И на самом деле, что мне стоит взять любую книгу и перенести ее из «Депо» к себе домой? Да ничего не стоит. А в архивах, которые также на мне, сделать исправление. Точно и не было таковой! Мне верят только потому, что я сам же эту коллекцию и подарил государю императору! А захотят сделать проверку, так все вверх дном перевернут… Так что я вас прошу, голубчик, нет… я вам приказываю, как хранитель рукописи, не открывать источник… Вам все понятно?

– Да-с, Петр Петрович, – кивнул Сулакадзев. – Все понял, все выполню! Честь по чести! Все тайны сохраню!

– Не стоило нам открываться, – покачал головой Дубровский. – Ой, не стоило… Подождать надо было… Вдруг бы ветер переменился…

Но сказанного не вернешь! Державин уже знал и о «Бояновом гимне», и о «Перуна и Велеса вещаниях». Державин не преминул поделиться находкой со своими друзьями: Олениным и святым отцом Евгением Болховитиновым. И тот и другой отнеслись скептически к этой находке.

В эти годы по России совершали командировку два археолога, впоследствии знаменитые ученые: Константин Матвеевич Бороздин и Александр Иванович Ермолаев. Они были молоды и хотели открытий! Отправил их не кто-нибудь, а Алексей Николаевич Оленин.

И вот он с ернической ноткой писал им:

«Вы ездили по белу свету отыскивать разные материалы к российской палеографии и едва нашли остатки какого-нибудь девятого, а может быть, только и двенадцатого века. А мы здесь нашли человечка, который имеет свиток, написанный во времена дяди и тетки Олега и приписанный Владимиром первым, что доказывает существование с самых отдаленных веков Российского царства… Если же вам этого мало, то у нас нашелся подлинник “Бояновой песни”!»

А Державин в то же самое время получил письмо от отца Евгения Болховитинова. Это был не простой священник! Почетный член Московского университета, действительный член Российской академии, член Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, член Санкт-Петербургского общества любителей наук, словесности и художеств, почетный член и соревнователь общества беседы русского языка в Санкт-Петербурге. Болховитинов подружился с Державным в Новгороде, часто проводили время в имении Державина – Званке. Гавриил Романович посвятил святому отцу стихотворение «Евгению. Жизнь Званская».

Так вот, Болховитинов писал Державину:

«Славянорунный свиток и провещания новгородских жрецов лучше снести на конец, в обозрение русских лириков. Весьма желательно, чтобы вы, Гавриил Романович, напечатали сполна весь сей гимн и все провещания жрецов. Это для нас любопытнее китайской поэзии! Сулакадзев или не скоро, или совсем не решится издать их, ибо ему много будет противоречников. (Ах, как был прав мудрый священник! – А.Д.В. ) А вы как сторонний и как бы мимоходом познакомите нас с сею диковинкою, хотя древность ее и очень сомнительна. Особливо не надо вам уверять читателя о принадлежности ее к первому или даже пятому веку».

Болховитинов увлекался археологией. Будучи вологодским епископом, написал ряд монографий: «Всеобщее введение в историю монастырей греко-российския церкви», «О личных собственных именах у славяно-руссов», «О разных родах присяг у славяно-руссов» и много других работ. Человеком был и увлеченным, и знающим.

В 1811 году Болховитинов писал товарищам по науке в академию:

«Сообщаю вам при сем петербургскую литературную новость. Тамошние палеофилы или древностелюбцы отыскали где-то целую песнь древнего славянорусского песнопевца Бояна, упоминаемого в “Песни о полку Игореву”, и еще оракулы древних новгородских жрецов. Все сии памятники писаны на пергаменте древними славяноруническими буквами задолго якобы до христианства».