Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Маке был тронут. Он терпеть не мог Вернера и резко с ним говорил, а молодой человек задумался над его словами и изменил свой образ жизни. Маке было приятно чувствовать себя благодетелем, ведь он так изменил жизнь юноши!

Вернер продолжал:

— На самом деле я как раз вспоминал вас на днях. Генерал Дорн говорил о том, как ловят шпионов, и спрашивал, можем ли мы их выследить по их радиосигналам. К сожалению, я мало что мог ему ответить.

— Меня бы спросили, — сказал Маке. — Это же моя специальность.

— Правда?

— Пойдем сядем.

Они перенесли кружки на невытертый стол.

— Хоть все, кто здесь сидит, и полицейские, — сказал Маке, — но все равно не следует обсуждать такие дела во всеуслышание.

— Конечно, — Вернер понизил голос. — Но я знаю, что вам я доверять могу. Видите ли, кое-кто из полевых командиров сказал Дорну, что, по их мнению, противник часто знает о наших намерениях заранее.

— А! — сказал Маке. — У меня тоже было такое опасение.

— Что мне ответить Дорну о выслеживании по радиосигналам?

— Правильное название — радиопеленгация…

Маке собрался с мыслями. Ему открывалась возможность произвести впечатление на влиятельного генерала — хоть и опосредованно. Нужно говорить ясно и подчеркнуть важность того, что он делает, не преувеличивая успехов. Он представил себе, как генерал Дорн небрежно обронит в разговоре с фюрером: «В гестапо есть один отличный человек, по имени Маке, — пока всего лишь инспектор, но производит прекрасное впечатление…»

— У нас есть прибор, определяющий направление, откуда идут сигналы, — начал он. — Если мы засечем сигнал с трех далеко находящихся друг от друга точек, мы сможем нанести на карту три прямые линии. Где они пересекутся — там и будет адрес передатчика.

— Фантастика!

Маке предостерегающе поднял ладонь.

— Это в теории, — сказал он. — На практике все гораздо сложнее. «Пианист» — так мы называем радиста — обычно не сидит на месте столько времени, чтобы мы успели его найти. Осторожный «пианист» никогда не ведет передачу второй раз с того же места. А наш прибор установлен в фургоне с подозрительной антенной на крыше, так что они могут заметить наше приближение.

— Однако вам случалось добиваться успеха.

— Ну да. А может быть, вам как-нибудь вечером съездить с нами? Тогда вы смогли бы увидеть весь процесс своими глазами, и генерал Дорн получит информацию из первых рук.

— Это хорошая мысль, — сказал Вернер.

Июнь в Москве стоял солнечный и теплый. Было время обеда, и Володя ждал Зою у фонтана в Александровском саду у самого Кремля. Мимо прогуливались сотни людей, многие — парами, наслаждаясь погодой. Жизнь заставляла экономить, и в фонтанах отключили воду, чтобы беречь электроэнергию, но небо было голубое, деревья оделись листвой, а германские войска были в трехстах километрах.

Каждый раз, когда Володя вспоминал битву за Москву, его переполняла гордость. Немецкая армия, наводившая на всех ужас, известная стремительными наступлениями, была у ворот города — и ее отбросили назад. Русские солдаты сражались как львы, чтобы спасти свою столицу.

К несчастью, в марте контрнаступление советских войск остановилось. Удалось отбить большие территории, и москвичи почувствовали себя спокойнее; однако немцы подлечили раны и готовились к новой попытке.

А Сталин все еще был у власти.

Володя заметил в толпе идущую к нему Зою. На ней было красно-белое клетчатое платье. Она шла упругой походкой, и ее светлые, почти белые волосы, казалось, танцевали при каждом шаге. На нее смотрели все мужчины вокруг.

Володе случалось назначать свидания красивым женщинам, но то, что у него роман с Зоей, оказалось неожиданностью для него самого. Несколько лет она относилась к нему с холодным безразличием и не говорила ни о чем, кроме ядерной физики. Потом однажды, к его изумлению, она предложила ему сходить в кино.

Это случилось вскоре после беспорядков, когда убили генерала Боброва. В тот день ее отношение к нему изменилось, почему — он не мог сказать определенно. Вышло так, что после пережитого у нее возникло к нему доверие. Как бы там ни было, они сходили на «Джордж из Динки-джаза», умопомрачительную комедию, в которой играл английский банджоист Джордж Формби. Это был известный фильм, он шел в Москве на протяжении нескольких месяцев. Более невозможный сюжет нельзя было себе представить: без ведома Джорджа через его инструмент передавались сообщения для немецких подводных лодок. Это было настолько глупо, что они смеялись до упаду.

С тех пор они стали встречаться постоянно.

Сегодня они собирались обедать с его отцом. Володя договорился встретиться с Зоей заранее у фонтана, чтобы хоть несколько минут побыть с ней наедине.

Зоя ослепила его улыбкой в тысячу ватт и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать. Она была высокой, но он был выше. Он наслаждался поцелуем. Прикосновения ее губ к его губам были нежные и влажные. Поцелуй закончился слишком быстро.

Володя был не вполне уверен в ее отношении к нему. Как это называло старшее поколение, они еще были на стадии ухаживания. Они много целовались, но до постели пока не доходило. Не оттого, что они были слишком молоды: ему было двадцать семь лет, ей — двадцать восемь. Но все равно Володя чувствовал, что Зоя не ляжет с ним в постель, пока не будет к этому готова.

Он сам в глубине души не очень-то верил, что когда-нибудь проведет ночь с девушкой своей мечты. Она казалась слишком ослепительно-белокурой, слишком умной, слишком высокой, слишком уравновешенной, слишком восхитительной, в конце концов, чтобы отдаться мужчине. Конечно, ему, наверное, никогда не увидеть, как она разденется, не любоваться ее обнаженным телом, не ласкать ее, не лечь с ней?..

Они шли по длинному, узкому парку. С одной стороны — улица с большим движением. С другой стороны над высокой длинной стеной высились башни Кремля.

— Глядя на это, можно подумать, что русский народ держит здесь своих вождей в заключении, — сказал Володя.

— Да, — согласилась Зоя. — А на самом деле все наоборот.

Он оглянулся, но их никто не слышал. И все равно, говорить так — безрассудно.

— Неудивительно, что мой отец считает тебя опасной.

— Раньше я думала, что ты такой же, как он.

— Хотел бы я быть таким, как он. Он — герой. Он брал Зимний дворец. Не думаю, что я когда-нибудь изменю ход истории.

— Да, я знаю, но он… Так нетерпим к чужим мнениям, так консервативен. Ты не такой.

Володя подумал, что он очень во многом такой же, как отец, но спорить не хотелось.

— Ты сегодня вечером свободен? — спросила она. — Я могла бы что-нибудь приготовить.

— Еще бы! — Она еще никогда не приглашала его к себе.