Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Карлос тоже заметил Маттуса.

— Эти парни явно напрашиваются на драку, — настороженно проговорил он.

Впрочем, на лугу пока царили мир и спокойствие, поэтому Эбрима постарался отогнать опасения.

— Надеюсь, они уйдут разочарованными.

— Народищу-то сколько!

— По-твоему, сколько именно?

— Тысячи.

— И как мы будем их пересчитывать?

Карлос ловко обращался с подсчетами.

— Для простоты прикинем, что толпа делится ровно пополам — половина на одной стороне речки, половина на другой. Проведи мысленную линию отсюда до проповедника. Сколько, на глазок, людей в ближайшей к тебе четверти? Или можно и ее поделить на четыре части.

Эбрима прикинул.

— Примерно пять сотен в каждой малой четверти.

Карлос вдруг встрепенулся, забыв о подсчетах.

— А вот и неприятности.

Он смотрел Эбриме за спину, и Эбрима поспешно обернулся. Он сразу увидел, что вызвало тревогу Карлоса: через ту рощицу, которую они недавно миновали, двигался малочисленный отряд — священники и солдаты.

Если они явились разогнать протестантский сбор, их слишком мало. Вооруженная толпа, исполненная убежденности в своей правоте, их просто-напросто сметет.

Посреди отряда шествовал мужчина лет шестидесяти, с огромным серебристым крестом, вышитым на черном одеянии. Когда отряд приблизился, Эбрима разглядел, что нос у этого старца с горбинкой, глаза глубоко посажены, а тонкие губы крепко сжаты.

Сам Эбрима старика не узнал, но Карлос воскликнул:

— Это же Пьетер Тительманс, декан Ронсе! Великий инквизитор!

Эбрима покосился на Маттуса и на приятелей пасынка. Те пока не замечали новоприбывших. Как они поступят, когда осознают, что великий инквизитор Тительманс почтил протестантское собрание своим присутствием?

Карлос дернул Эбриму за рукав.

— Слушай, давай-ка отойдем. Он меня знает.

Увы, было слишком поздно. Тительманс углядел Карлоса, притворился, будто удивлен встречей, и произнес:

— Ты разочаровал меня, сын мой. Не ждал увидеть тебя в этом оплоте богохульства.

— Я добрый католик! — возразил Карлос.

Тительманс наклонил голову, точно проголодавшийся сокол, который заметил добычу.

— И что добрым католикам понадобилось на оргии протестантов, распевающих псалмы?

Инквизитору ответил Эбрима:

— Городской совет пожелал узнать, сколько всего протестантов в Антверпене. Нас послали их пересчитать.

Тительманс недоуменно приподнял бровь и снова обратился к Карлосу:

— Прикажешь верить на слово этому эфиопу? А ведь он небось мусульманин.

Эх, если бы ты знал, кто я, подумал Эбрима. Тут он увидел среди спутников Тительманса знакомое лицо — лицо мужчины средних лет с пегими, или цвета перченой соли, волосами и ярким румянцем, выдающим пристрастие к вину.

— Отец Гус меня знает!

Гус был каноником антверпенского собора.

— Оба они и вправду добрые католики, декан Пьетер, — негромко проговорил Гус. — Они ходят в приходскую церковь Святого Иакова.

Псалом между тем закончился, и протестантский проповедник стал вещать. Некоторые придвинулись ближе, чтобы разобрать слова, гремевшие над полем; другие, заметив Тительманса и его серебряный крест, недовольно зароптали.

— Декан, протестантов здесь намного больше, нежели мы предполагали, — обеспокоенно прибавил Гус. — Если на нас нападут, мы вряд ли сумеем защитить себя.

Тительманс словно не услышал.

— Если вы двое столь верные слуги матери-церкви, какими хотите выглядеть, назовите мне, будьте любезны, имена хоть кого-то из этих злодеев. — Он широким взмахом руки обвел толпу на лугу.

Эбрима вовсе не собирался предавать своих соседей и обрекать тех на пытки — и знал, что Карлос разделяет его чувства. С уст Карлоса уже готов был сорваться негодующий возглас, и Эбрима поспешил вмешаться.

— Конечно, декан Пьетер, — сказал он. — Мы с удовольствием это сделаем. — Притворился, будто озирается по сторонам, и изрек: — Прямо сейчас, к сожалению, я не вижу никого знакомого.

— Неужели? Тут ведь собралось тысяч семь или восемь. И среди них никого, вам известного?

— В Антверпене проживают восемьдесят тысяч человек. Я не могу знать их всех.

— Всех и не нужно, вполне достаточно нескольких.

— Увы, ничем не могу помочь. Возможно, дело в том, что все мои друзья — тоже католики.

Тительманс скривился. Эбрима в душе возликовал. Ему удалось выдержать этот допрос.

В этот миг его окликнули из-за спины на сочном брабантском наречии:

— Ба! Эбрима! Карлос! Как поживаете?

Эбрима обернулся и увидел перед собой Альберта Виллемсена, мастера по металлу и своего шурина, который помог им, когда они прибыли в Антверпен шесть лет назад. Альберт построил надувную печь, такую же, как у них, и та не развалилась и не взорвалась. С Виллемсеном были его жена Бетье и дочка Дрике, четырнадцатилетняя красавица с ангельским личиком. Все семейство, насколько знал Эбрима, приняло протестантское вероучение.

— Разве не здорово?! — вскричал Альберт. — Все эти люди поют во славу Божью, и никто не велит им замолчать!

— Думай, что говоришь, — вполголоса произнес Карлос.

Но вошедший в раж Альберт не замечал ни самого Тительманса, ни его креста.

— Да брось, Карлос! Я знаю, ты человек разумный, вовсе не из этой банды твердоголовых! Сам видишь, здесь нет ничего, что могло бы прогневить любящего нас Всевышнего.

— Заткнись! — процедил Эбрима.

Альберт опешил, собрался было обидеться, но тут его супруга Бетье ткнула пальцем в инквизитора, и Виллемсен побледнел.

Теперь и прочие заметили Тительманса, а большинство находившихся поблизости протестантов отвернулось от проповедника — инквизитор занимал их куда больше. Маттус и его дружки двинулись в сторону церковников, помахивая дубинками.

— А ну назад, парни! — крикнул им Эбрима. — Вы тут не нужны!

Маттус пропустил слова отчима мимо ушей и встал рядом с Дрике. Он изрядно вымахал за последние пару лет и еще не до конца свыкся со своим ростом. На юношеском лице страх смешивался с предвкушением. При этом он словно оберегал Дрике. Не влюбился ли мальчик? — подумал Эбрима. Надо будет расспросить Эви.

— Декан Пьетер, мы должны вернуться в город! — сказал отец Гус.

Тительмансу явно не хотелось уходить с пустыми руками. Указав на Альберта, он справился:

— Кто это, отец Гус? Как его имя?

— Прошу прощения, декан, но я не знаю этого мужчину.

Эбрима восхитился тем, с какой уверенностью священник солгал.

Тительманс повернулся к Карлосу.

— Зато ты, сын мой, точно его знаешь, он окликал тебя, как закадычного друга. Кто это?

Карлос растерялся.

Тительманс прав, мысленно признал Эбрима: после столь теплого приветствия Карлос не сможет отрицать, что знает Альберта.