Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

Пьеса называлась «Ральф Ройстер-Дойстер» [119] Пьеса школьного учителя Н. Юдолла, один из первых образцов английской комедии, сегодня считается классикой в своем жанре. , по имени главного героя, хвастуна и пустомели, чьи дела никак не соотносились со словами. Проказливый Мэтью Мерригрик постоянно ловил Ральфа на похвальбе и ставил его в глупое положение, отчего зрители неизменно заходились хохотом. Ролло почему-то вспомнился африканский драматург Теренций [120] Имеется в виду древнеримский драматург; согласно Светонию, он был родом из Карфагена и носил прозвище «Афр», то есть «Африканский». , писавший на латыни во втором столетии до Рождества Христова [121] Счет от Рождества Христова в папских буллах велся примерно с X столетия, а единую датировку мировых событий предложил в XVI веке Ж. Скалигер; при этом на григорианский календарь Франция перешла в 1582 г., а Великобритания — лишь в 1752 г. . Всем оксфордским студентам полагалось изучать творчество Теренция. Словом, пьеса и обстановка вокруг Ролло так понравились, что он позволил себе отвлечься ненадолго от своего задания.

Но вот объявили перерыв, и Ролло взял себя в руки.

Следом за Трокмортоном он вышел наружу и встал рядом на набережной, в очереди за вином.

— Благослови вас Господь, сын мой, — тихо сказал Ролло.

Трокмортон вздрогнул, в его взгляде промелькнул испуг.

Конечно, Ролло не стал надевать облачение священника, но под сорочкой у него на груди скрывался золотой крест. Он сунул руку за пазуху, осторожно вытянул крест наружу, показал Трокмортону и снова спрятал. Этот крест свидетельствовал о том, что он — католик: протестанты считали ношение нательных крестов суеверием.

— Кто вы? — дрогнувшим голосом спросил Трокмортон.

— Жан Ланглэ.

— Что вам нужно?

— У Бога есть поручение для вас.

На лице Трокмортона отразилось волнение — и предвкушение вкупе со страхом.

— Что за поручение?

— Отправляйтесь в дом французского посланника, когда стемнеет, и плащ наденьте, чтобы вас не опознали. Заберете письма его светлости герцога де Гиза, отвезете их в Шеффилд и передадите тамошней прачке по имени Пег Брэдфорд. Потом дождетесь, пока Пег принес вам ответ, и доставите его посланнику. Вот и все.

Трокмортон задумчиво кивнул.

— В Шеффилде держат в заключении Марию Стюарт, королеву Шотландии.

— Верно.

После долгого молчания собеседник Ролло произнес:

— Меня могут повесить.

— Значит, вы скорее прочих попадете на небеса.

— А почему вы сами этого не делаете?

— Потому что вы не единственный, кого избрал Господь. В Англии тысячи молодых людей вроде вас, жаждущих перемен. Мне назначено указывать им, чем они могут помочь в нашей борьбе за восстановление истинной веры. И я тоже, кстати, окажусь на небесах раньше других, а не позже.

Подошла их очередь, и они купили себе по кружке вина, а затем Ролло увлек Трокмортона подальше от посторонних ушей. Они встали у пруда, глядя на черную воду.

— Надо подумать, — негромко произнес Трокмортон.

— Исключено, сын мой. — Только его раздумий Ролло и не хватало. Ему требовалось, чтобы Трокмортон согласился сразу. — Папа отлучил от церкви мнимую королеву и запретил англичанам ей повиноваться. Ваш священный долг — помочь истинной королеве Англии вернуться на трон. Неужели вы этого не понимаете?

Трокмортон пригубил вино.

— Понимаю, — признал он.

— Тогда дайте мне свою руку и скажите, что сделаете все необходимое.

Трокмортон не спешил. Но наконец взглянул Ролло в глаза и сказал:

— Сделаю.

Согласие скрепили рукопожатием.

Неду понадобилась неделя, чтобы добраться до Шеффилда.

Конечно, расстояние в сто семьдесят миль можно было преодолеть и быстрее, если тебя в конюшнях по дороге ждали свежие лошади и ты мог бы менять лошадей по несколько раз за сутки, но такое себе позволяли разве что купцы, для которых скорость означала деньги, а потому они содержали гонцов, сновавших между такими городами, как, допустим, Париж и Антверпен. Между Лондоном и Шеффилдом этакую службу никто не налаживал.

Всю неделю пути Нед изнывал от беспокойства.

Его страхи как будто начинали сбываться. Французские католики, король Испании и папа римский наконец-то согласовали совместные действия. Врагов было много, и угроза выглядела поистине смертельной. Они обладали всем — деньгами, властью и силами, — чтобы предпринять вторжение в Англию. Их лазутчики уже составляли карты гаваней, где враги предполагали высадиться. Нед был уверен, что недовольная местная знать, наподобие графа Барта, точит мечи и достает доспехи, готовясь к предстоящей схватке.

А хуже всего было то, что в заговор вовлекли Марию Стюарт.

От английского посланника в Париже Нед получил весточку от Алэна де Гиза. Тот продолжал жить с Пьером и пристально следил за своим отчимом; его желание отомстить Пьеру нисколько не утихло. Пьер же воспринимал пасынка как безобидного дурачка, гонял его с поручениями и вообще превратил, казалось, в бесплатную прислугу.

В письме Алэна говорилось, что Пьер чрезвычайно обрадовался, наладив связь с королевой Шотландии.

Новости были сквернее некуда. Одного имени Марии, а тем более ее согласия, достаточно, чтобы этот заговор приобрел благопристойность. В глазах многих Мария была законной правительницей Англии, у которой Елизавета обманом отняла престол. И теперь, прикрываясь именем Марии, шайка иноземных головорезов вполне могла оказаться не захватчиками, а войском освободителей, несущим англичанам долгожданную свободу.

Эти мысли приводили в бешенство. После всего, что сделала Елизавета, обеспечив Англии религиозный мир и процветание на два десятка лет, по-прежнему находились те, кто стремился устранить королеву-благодетельницу.

Задача по защите интересов королевы осложнялась вдобавок соперничеством при дворе — как это часто бывает в политике. Начальник Неда, убежденный пуританин Уолсингем, постоянно ссорился с любителем веселья Робертом Дадли, графом Лестером. «Ох уж эти ваши шифровки да потайные чернила! — потешался Лестер, сталкиваясь с Уолсингемом во дворце Уайтхолл или в садах Хэмптон-корта. — Власть добывают пушками и пулями, а не перьями и чернилами!» По счастью, королева не соглашалась на его уговоры отдалить Уолсингема — для этого Елизавета была слишком умна, — однако открытое недоверие Лестера усугубляло ее скаредность, и потому работа, которой занимались Уолсингем и Нед, оплачивалась весьма скудно.

Нед мог бы очутиться в Шеффилде под вечер шестого дня пути. Но он не хотел приезжать в город утомленным и запыленным, предполагая, что ему, возможно, потребуется произвести надлежащее впечатление. Поэтому он остановился на ночлег на постоялом дворе в двух милях от города. На следующий день встал пораньше, надел чистую сорочку — и прибыл к воротам замка Шеффилд-касл в восемь утра.