Кузьма Абрамов - Сын эрзянский Книга вторая

— Предсказать, бриллиантовый, твое будущее? — сказала она, опускаясь перед ним на колени. Одной рукой она придерживала ребенка, другую протянула вперед. — Положи сюда денежку, будешь знать, что ожидает тебя впереди.

Степан окинул взглядом ее пестрый цветастый сарафан, накинутый на плечи большой шелковый платок зеленого цвета и смуглое продолговатое лицо с горящими, точно угли, глазами, потом проговорил:

— Положить нечего, денег у меня нет.

— Кто тебе поверит, яхонтовый, что у тебя нет денег. Знаю, много нет. — Она мигнула ему черным глазом и вкрадчиво продолжала: — Все равно одну медяшку найдешь, чтобы прикрыть пустую ладонь. Не жадничай, положи, не раскаешься.

Степан нащупал в кармане свои медяшки, выбрал из них поменьше. Оказалось — семишник.

— Еще одну положи, бриллиантовый, видишь, ладонь совсем пустая, — сказала она.

Степан опять полез в карман и вынул другую монету. Оказалось — алтын. Цыганка зажала деньги в руке, улыбнулась и с деловитой сосредоточенностью заговорила:

— Тебя, бриллиантовый, ожидает светлое счастье. Жить будешь в большом городе, женишься на красивой, богатой девушке. Она тебе нарожает много детей, все будут мальчики, такими же бриллиантовыми, как ты сам... Положи, бриллиантовый, еще одну денежку, я скажу имя твоей будущей жены. — И она снова протянула узкую розовую ладошку, на которой только что лежали деньги.

У Степана оставался последний пятак, и, думая об этом пятаке, он сказал:

— Теперь уж правда ничего нет, скажи мне так это имя...

— Нехорошо обманывать бедную женщину, — укорила цыганка, да так проникновенно, что Степан смутился... — Положи, не скупись...

Степан вынул из кармана последний пятак.

— Жену твою будут звать Анной, — сказала цыганка, улыбаясь, и быстро поднялась с колен.

Степан недолго горевал о деньгах — сон быстро сморил его, и всю ночь он проспал как убитый.

Утром его разбудил подметальщик. Степан вскочил, ничего не понимая в первую минуту — где он? Но опомнился, стал искать мешок, который у него был вместо подушки. Мешка не было. Не было в углу и цыганок.

— Чего осматриваешься? — спросил подметальщик.

— Мешок у меня был, да ночью, знать, убежал, — ответил Степан.

— Хе-хе-хе, — хрипло засмеялся подметальщик. — На то тебе и Казань, чтобы рот не разевать. Здесь тебя самого могут украсть и сварить на мыло. Издалека прибыл?

— Из Алатыря, — ответил Степан.

— Слыхал. Здесь есть твои земляки, работают в депо...

Что Степану до земляков? Да и не в депо он приехал работать — депо и в Алатыре есть, а приехал он учиться в настоящей иконописной мастерской. И не знает ли дядя, где тут есть иконописные мастерские?

Нет, подметальщик не знал, и Степан отправился бродить по Казани. Опять была слякоть, холод, несло дождь со снегом, и Степан, выбрав где-нибудь тихий уголок возле булочной, стоял и вдыхал запах теплого хлеба. И есть вроде бы не так хотелось.

Потом он стал спрашивать прохожих, не знают ли они, где иконописная мастерская? Кто спешил, тот даже и не останавливался, чтобы ответить. Кто останавливался и вникал в просьбу Степана, тот не знал, где мастерская.

Наконец один старичок научил, как найти такую мастерскую, и Степан живо туда отправился, уже считая себя учеником в этой мастерской. Подойдя к указанной двери, Степан подергал ее. Но было заперто. Он постучал.

Дверь отворилась, высунулось бородатое измятое лицо.

— Чего тебе надобно, малый? — грубо спросил человек. От него пахло водочным перегаром.

Степан, заикаясь от волнения, изложил свое дело.

— Здесь такие не нужны, — сказал человек и захлопнул дверь.

А время было уже к вечеру, и Степан поплелся на вокзал. Теперь он уже не разглядывал по сторонам. Ему даже не хотелось думать ни о чем. Да и есть уже не хотелось. Он пришел на вокзал, нашел пустое место на лавке и скоро уснул. Правда, в эту ночь он то и дело просыпался и в тоске ходил по вокзалу. Потом опять присаживался где-нибудь и дремал. Так он промаялся до утра, и когда увидел уже знакомого уборщика, обрадовался ему, как отцу родному.

— Ты все еще здесь? — спросил тот.

— Куда же мне деваться? — ответил Степан. — Как бы мне найти тех алатырских, про которых ты вчера говорил?

— Сходи в депо, они там работают. — И, выйдя с ним из вокзала, объяснил, как пройти в депо. — Иди вдоль линии, выйдешь к самому депо, а там рядом и мастерские.

Степан под краном, как и вчера, умыл лицо, вытерся рукавом и отправился разыскивать своих земляков.

Железнодорожная столярная мастерская располагалась в двух больших сараях. Они стояли немного в стороне от паровозного депо, и к ним вела ветка, по которой гоняли порожние вагоны на ремонт. Вдоль этой ветки по песчаной насыпи Степан теперь каждое утро ходил на работу. Рабочий день в мастерских начинается с рассветом и кончается вечером, когда на станции зажигаются газовые фонари. Живет Степан вместе с земляками в деревянном бараке, расположенном у железной дороги в стороне от станционных построек. В огромной, в полбарака, комнате их проживает десятка два, все рабочие паровозного депо и мастерских. Алатырских среди них со Степаном шесть человек. Остальные приехали кто из Перми, кто из Чебоксар и из других мест. Готовит им пищу и стирает приходящая из города женщина, низкорослая, широкая в плечах и с узкими, как у татарки, глазами. Она ежедневно приходит, когда еще совсем темно, готовит завтрак, а потом, после завтрака, сварив обед и ужин и все оставив на плите, уходит. Стирает она в две недели один раз — по субботам. В этот день кто-нибудь из мужчин остается ей помогать, таскает воду, колет дрова. Но чаще других оставляют Степана и не пропускают случая для грубой шутки. Однажды кухарка увидела, что Степан утирается рубашкой. На другой день она принесла ему полотенце. Мужики тут же начали потешаться.

— Видишь, как наша кухарка беспокоится из-за тебя. Никому ничего не приносила, а тебе вот принесла утиральник, знает, что ты холостой!..

Степан краснел, злился и огрызался, а кухарка ему говорила:

— Ты на них не обращай внимания, этим жеребцам только бы чесать языки. Они соскучились по своим женам, вот и отводят душу.

На нее же эти шутки не производили никакого впечатления. Они отскакивали от нее, как горох от стены.

У Степана не было смены белья, до половины зимы он после каждой бани надевал одну и ту же пару, пока она вся не износилась. В баню они ходили в город, в две недели раз.

— Ты дай мне денег, я тебе куплю подштанники и нижнюю рубашку, — сказала ему кухарка.

— У меня денег нет, сколько получаю, все отдаю на кошт, — ответил Степан.

— А что, ты и вино с ними пьешь?

— Нет, вина я не пью.

— Не пьешь, а деньги на вино отдаешь. Для чего отдаешь, коли не пьешь? — не отставала от него кухарка.