Джеральд Гордон - Да сгинет день...

— Позволь представить тебе мою сестру Рэн.

Энтони увидел копну пышных, золотистых, как мед, волос и светлокарие глаза. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Рэн была невысокого роста — даже для девушки; в этом, да и в остальном она отличалась от своих родных. В то время как Пит производил впечатление открытого и добродушного парня, сестра его казалась замкнутой и холодной. Глаза у нее были живые, широко расставленные и чуть раскосые.

Она смерила Энтони проницательным взглядом, от которого он смутился и сразу почувствовал себя неловко, а когда они пожимали друг другу руки, Рэн слегка улыбнулась. Энтони невольно стал сравнивать эту девушку с ее родственниками. В речи ее, в отличие от их; не было и следа африкандерского акцента. Говорила она нарочито медленно и проявляла к своему собеседнику подчеркнутое внимание.

Пригласили к ужину.

В столовой все расселись за большим столом. На стенах среди портретов предков висела картина, изображавшая туземцев с дротиками, столпившихся в большом краале вокруг кучки буров. Энтони присмотрелся повнимательней.

«Убийство Пита Ретифа у Дингаана» — разобрал он внизу выцветшую надпись.

На столе на безупречно белой скатерти стояли домашний сыр, хлеб, масло, джем и большой стеклянный кувшин с пенистым молоком.

Старый слуга — готтентот Клааси — подал яичницу и отбивные котлеты, и все с аппетитом принялись за еду.

Затем в больших чашках принесли кофе.

Мистер дю Туа достал с камина библию и, приняв важный и торжественный вид, стал читать на африкандерском языке; все сидели и благоговейно слушали, пока глава семьи не закрыл книгу и не произнес молитву. Кончив, он достал свою трубку.

На веранде болтали Пит и Энтони.

— Знаешь, у меня есть еще братья и сестры... — начал было Пит.

— Рассказываешь ему всю нашу родословную? Открываешь все наши мрачные тайны? — подхватила Рэн, присоединяясь к мальчикам. — Если Пит намерен вам поведать о них, это займет всю ночь, — обратилась она к Энтони. — Пойдемте лучше погуляем.

Она взяла их обоих за руки, как бы ставя этим Энтони на одну доску с братом.

Обогнув фруктовый сад, они миновали залитую серебряным лунным светом запруду и вышли в вельд. То здесь, то там большие костры бросали танцующие блики на хижины, и в летнем ночном воздухе четко разносились громкие голоса туземцев.

Минута эта показалась Энтони волшебной.

— Сколько вам лет, Рэн?

— Мое настоящее имя Регина.

— Извините.

— Нет, можете звать меня просто Рэн. Вы что, всегда спрашиваете у девушек, сколько им лет, когда впервые их видите?

Энтони промолчал, а она, заметив его растерянность, засмеялась и сказала:

— Мне пятнадцать. А вам?

— Мне только что исполнилось шестнадцать. Где вы учитесь?

— В Кейптауне.

— Ее послали в Кейптаун потому, что у нас там тетя учительница, — сказал Пит. — Кроме нее, все остальные в нашей семье тупицы.

— Говори лучше сам за себя, — сказала Рэн. — И ты мог бы отлично учиться, если бы не так ленился.

Они вернулись домой — пора было спать. Друзьям отвели одну комнату.

— Это, должно быть, твой портрет? — спросил Энтони, раздеваясь и рассматривая карандашный рисунок на стене.

— Да. Это Рэн в прошлые каникулы нарисовала.

— Здорово! Я и не знал, что она умеет рисовать.

— О, моя сестра умеет делать много всяких вещей. Вот увидишь!

Пит загасил свечу, а Энтони лежал и все смотрел на красный огарок, на завитушки серого дыма и слабые блики, колыхавшиеся в металлических выбоинах потолка и между деревянными перекладинами, пока все это, наконец, не исчезло и запах сгоревшего воска не ударил ему в нос.

Вскоре послышалось ровное дыхание Пита. Энтони тоже устал от путешествия на велосипеде, но довольно долго не мог заснуть. Ночью поднялся ветер, он пригибал верхушку старого дуба, так что ветви его со скрипом царапали железную крышу. Энтони в каком-то смятении все думал о сестре Пита — об этой девушке, столь непохожей на остальных членов семьи.

Все последующие дни Энтони старался держаться ближе к Питу и избегал Рэн. После трудного периода обучения он постепенно стал хорошим наездником и каждый день отправлялся верхом за несколько миль в вельд — часто с Питом, а иногда и один. Изредка к ним присоединялась Рэн, но ей, видимо, больше нравилось ездить в одиночестве.

Как-то утром после долгого галопа Энтони пустил лошадь медленным шагом и, наблюдая за тем, как голова ее равномерно поднималась и опускалась, впал в глубокую задумчивость. В воздухе не было ни малейшего ветерка; лишь стук копыт по камням и твердой сухой земле вельда нарушал тишину. Вершины отдаленных гор окрашивались то в розовато-лиловые, то в коричневые тона; в оврагах и узких ущельях лежали длинные темнопурпурные тени, а ниже пылали раскаленные солнцем склоны, и их очертания дрожали, словно отражения в воде.

Радуясь ощущению свободы, Энтони вдохнул чистый утренний воздух, раскрыл рот и издал ликующее «Хэлло-о!» Его лошадь Блес вздрогнула и ускорила шаг, а плоская вершина ближайшего холма, ярко освещенного солнцем, ответила эхом.

Блес опять перешла на мерную рысцу.

Энтони снова крикнул. На этот раз Блес не испугалась, но с холма одно за другим послышалось двойное эхо, — второй звук сильно отличался от первого — как будто человек подражал собачьему лаю.

Невдалеке Энтони заметил двух медленно бредущих бабуинов [6] Бабуины — порода обезьян. .

Затем послышался лошадиный галоп, и через минуту из-за другого холма появилась Рэн. Ее светлые волосы развевались по ветру, словно пышные перья.

— Хэлло, — приветствовала она Энтони, останавливая свою лошадь. — Вы не испугались?

— Конечно, нет! — возмутился он.

Девушка прикрикнула на обезьян, и они скрылись в кустарнике.

Энтони и Рэн поехали рядом. Рэн направила лошадь по горной тропе, которая вилась вверх по склону. Они рысью обогнули дорогу, вспугнув двух оленей, отдыхавших в лощине. Животные перемахнули через кусты и быстро поскакали по крутизне.

Подъем стал труднее, и лошади шли медленно. Наконец впереди показалось ущелье, густо заросшее деревьями.

— Привяжем здесь лошадей, — сказала Рэн‚ — и пойдем пешком. Дальше для них слишком круто. Я покажу вам Райский сад. Нет, не настоящий, что вы, чудак этакий. Просто я так его называю.

Они сошли с лошадей, и Энтони последовал за Рэн, шагая через переплетенные корни деревьев по густой траве, опавшим листьям и кочкам влажного зеленого мха. Высокие деревья, покрытые лишаями и мохом, заслоняли солнце, лишь кое-где длинные стрелы света прорезали броню ветвей и листьев.

То и дело поскальзываясь на сосновых иглах, пробирались они сквозь густые заросли и наконец достигли узкого ущелья, где в изобилии росли папоротники. Здесь попадались все виды — от огромных, мощных папоротниковых деревьев до нежных, как вуаль, маленьких адиантумов.