Джеральд Гордон - Да сгинет день...

Слышно было, как где-то журчит вода. Рэи провела Энтони через заросли к быстрому ручейку, извивавшемуся среди валунов ржавого цвета; следы на камнях говорили о том, что зимой ручей бывает значительно глубже. Они опустились на колени, припали к воде и стали жадно пить. Потом Рэн предложила посидеть на упавшем дереве близ озерка, в которое низвергался небольшой водопад.

— Тут достаточно глубоко — даже сейчас, летом, можно поплавать, — сказала Рэн.

Энтони кивнул.

— Вероятно.

Легкий ветерок заколыхал верхушки деревьев — и несколько красновато-бурых листьев упало на поверхность ручья; течение понесло их между камнями.

— Я часто тут купаюсь, — сказала Р эн,— а потом отогреваюсь, пока еду. Пошли, разденемся. — Она посмотрела на него и улыбнулась. — Не пугайтесь. Зайдите вон за ту скалу, а я вот за эту. Когда будете готовы, входите в воду, но не ныряйте — на дне камни! Потом крикните, тогда я тоже войду в воду, но пока не погружусь, вы не смотрите. Поняли?

Она говорила так просто и искренне, что не оставалось и тени подозрения, будто в ее предложении раздеться донага и поплавать есть что-то плохое. И все-таки, когда Энтони стоял позади скалы и расстегивал рубашку, руки его дрожали.

— Ну вот, вода одела нас обоих, — сказала Рэн. Теперь над поверхностью озерка торчали лишь их головы.

Энтони попробовал было засмеяться, но это ему не удалось: его била дрожь. Он не осмеливался взглянуть на девушку, боясь, как бы она не заметила на его лице смущения, и продолжал упорно смотреть на утесы и валуны, обрамляющие озерко.

Рэн между тем плавала по ограниченному кругу, почти не замечая присутствия Энтони, а если и говорила что-нибудь, то о деревьях, воде, длинных лучах солнца, прорезающих листву, и голос ее при этом был такой спокойный, а сама она казалась такой счастливой, что Энтони вдруг застыдился собственных мыслей. Ее желание поплавать, вот так, нагишом, было столь же естественно, как рост папоротников или опадание листьев.

Снова оставшись один за скалой, растирая тело руками, Энтони чувствовал себя каким-то несчастным и недостойным ее; он знал теперь — в характере этой девушки кроется нечто такое, что глубоко волнует его. И это не потому, что она хорошенькая. В Уиннертоне он видел и более красивых девушек. Дело в ее характере, в ее индивидуальности, ее «я», которое одновременно притягивало и смущало его.

— Вы должны приехать сюда как-нибудь зимой, — сказала она, когда они направились к своим лошадям, — тогда мы заберемся с вами выше этого ущелья, туда, где водопады замерзают и кажутся огромными мраморными статуями.

— С большим удовольствием, — поспешно отозвался он.

Обратно они пустили лошадей рысью. Рэн показывала ему места в горах, которые были ей знакомы; говорила, что отдаленные вершины гор, отрезанные облаками от основания, бывают похожи на пирамиды, свободно плавающие по воздуху; рассказывала об альпинистах, которые взбираются на вершины зимой, когда они покрыты снегом; о проводнике туземце — когда он кричит фальцетом, голос его слышен на мили вокруг.

Потом, внезапно понизив голос, так что за цокотом копыт он едва различил ее слова, она добавила:

— Не знаю почему, но вы первый человек, которому я показала мой Райский сад.

— Энтони, поедешь с нами? — в тот же вечер спросил Пит. В одной руке у него было ружье, в другой — фонарь.

— Куда вы едете?

— Стрелять зайцев.

— Ладно, поеду, — ответил Энтони и взглянул на Рэн.

Она повернулась на каблуках и быстро пошла в дом. Энтони хотелось теперь проводить все время на ферме вместе с Рэн, но, понимая, что на этот раз нельзя отказаться от приглашения, он вынужден был отправиться с тремя братьями на охоту и был очень рад возвращению домой. Он попробовал найти Рэн, но она уже легла спать, и Энтони разочарованно побрел в свою комнату.

Утром за столом Рэн почти не разговаривала. После завтрака он нашел ее в саду; она читала.

— Можно мне посидеть с вами? — спросил он.

Она, не взглянув, ответила:

— Как хотите.

Он сел на мягкую траву рядом с ней.

— Вы не сердитесь?

Она покачала головой и продолжала читать.

— Интересная книга?

— Не особенно.

— Вас она, видимо, интересует больше, чем я.

Рэн закрыла книгу.

— В жизни вокруг столько жестокого! Я терпеть не могу, когда убивают ни в чем не повинных животных.

— Но зайцы ведь вредители, — запротестовал Энтони. — Они уничтожают овощи в огородах.

— Всех вас влечет жажда крови, — продолжала Рэн. — Это противно. Я почему-то думала, что вы не такой, как другие. Пожалуйста, оставьте меня, я хочу почитать.

— Извините, если я помешал, — холодно сказал Энтони.

Он встал и зашагал по мягкой траве прочь.

Был субботний вечер; маленький будильник на камине только что прозвонил девять часов. Мэри не видела Джорджа с утра. По субботам он не приходил домой завтракать, так как в баре было много работы.

Мэри прошла в свою комнату. Она знала, что Джордж вернется только после одиннадцати. Поэтому, услышав стук калитки и шум шагов на дорожке, очень удивилась.

В дверь осторожно постучали. К Мэри никто никогда не заходил, и она перепугалась.

— Кто там?

— Шш! — прошептал голос за дверью. — Это всего лишь я — миссис Гундт.

Мэри открыла дверь, и миссис Гундт вошла на цыпочках, прижимая палец ко рту.

— Где у вас кресло? — шопотом спросила она. От нее исходил резкий запах чеснока.

Вид миссис Гундт определенно говорил о том, что она порядком выпила: глаза лихорадочно блестели, лицо пылало. Никогда раньше Мэри не замечала у нее улыбки, но на этот раз миссис Гундт улыбалась.

— Так, значит, вот где вы живете, Мэри, — сказала она снисходительным тоном. Мэри спокойно смотрела на старуху. — Я как раз проходила мимо и решила зайти.

— Это очень мило с вашей стороны. Не хотите ли чаю?

— Может быть, немного погодя. У вас, наверное, найдется выпить что-нибудь похолоднее?

— Боюсь, только вода.

— Отлично. Я люблю воду, хотя доктор советовал мне для желудка пить иногда водку. — Миссис Гундт посмотрела на ту часть стены, где сырость, просачиваясь с потолка, образовала уродливые темные пятна плесени. — У меня больной желудок, — заявила она.

— У нас в доме нет водки, — извиняющимся тоном сказала Мэри.

— Но ваш муж мог бы приносить немного домой.

— Боюсь, что нам это не по карману.

Миссис Гундт хихикнула, потом кокетливо взглянула на Мэри и снова хихикнула. Краска со щек ее исчезла, лицо стало похоже на оскаленный череп.

— Послушайте, дорогая моя, вашему сыну, кажется, неплохо живется в Уиннертоне, правда?

— В Уиннертоне?

— НУ да, ведь он там. Не так ли?

— Кто вам сказал?

— Вашему мужу не следует оставлять на виду его письма. Будет очень жаль, если кому-нибудь взбредет на ум написать директору школы, что мать мальчика, ну, скажем, слегка темнокожая, а брат его — еще темнее.