Джеральд Гордон - Да сгинет день...

«Пусти ее!» — кричит он хриплым злым голосом. Но Рэн все сильнее прижимается к Энтони, и он знает: пока он ее держит, она в безопасности. Но тут плетка, взвившись, стегает его по спине.

«Убирайся обратно в Клоппис, — орет дю Туа, — там твое место!» Энтони поднимает Рэн на руки и бежит с ней. Дорога, оказывается, ведет в Стормхок, и он понимает, что не может дать Рэн прибежище там — рядом с матерью и Стивом. В ужасе он застывает на месте и обнаруживает, что держит в руках не Рэн, а Спадса, маленького шенка Спадса! Шерсть его почему-то стала черной, совсем не такой, как у фокстерьера. Энтони поднимает глаза и видит, что по дороге идет миссис Гундт, подмигивая ему своими глубоко запавшими, как у мертвеца, глазами. Щенок визжит и бьется у него в руках. Энтони с криком просыпается, но тревожное ощущение не покидает его — это бешено колотится его собственное сердце.

В розоватом свете раннего утра Рэн и Энтони выехали верхом в вельд; на душе у Энтони все еще было неспокойно. Мысль о том, как Рэн будет реагировать, если когда-нибудь узнает страшную тайну его крови, приводила Энтони в трепет. Возможно, если она будет любить его, то смирится с этим, — но только если она будет сильно любить, очень сильно...

— Какая отвратительная сцена была вчера вечером за столом, — сказала Рэн, когда они после быстрой езды перешли на легкий галоп. Энтони не отозвался. — К тому же в вашем присутствии, — добавила она. — Тео, конечно, дурак. Он ведь знает, что подобные разговоры задевают папу, — это его больное место. — Она ослабила поводья, и кобыла Спотти пошла рысью.

— Но почему ваш отец принимает это так близко к сердцу? — спросил Энтони. — В конце концов ведь Тео говорил только предположительно.

— Не знаю, мне кажется, старик немного боится за меня. Я всегда защищаю цветных и туземцев. Как бы то ни было, — добавила она‚ — я сегодня уезжаю на несколько дней из дому. Надеюсь, здесь без меня восстановится мир и покой.

— Куда вы едете?

— На соседнюю ферму — погостить у миссис де Вэт. Она себя неважно чувствует.

— Жаль, что вы уезжаете, — сказал Энтони. —Я буду без вас скучать.

После завтрака, в знойную утреннюю жёру, он стоял и долго смотрел, как Спотти легким галопом уносит Рэн вдаль, пока, наконец, всадница и лошадь не превратились в маленькое пятно у подножья гор.

Когда Энтони только что приехал на ферму, он и не предполагал, что Пит может ему так наскучить. Теперь, в отсутствие сестры, Пит стал казаться ему невыносимым.

В одиночестве бродил Энтони под палящим солнцем. Ботинки его покрылись пылью; на лице проступил пот. Беспрерывно пели цикады, — монотонный гул заполнял все вокруг.

События, случившиеся на ферме с момента его приезда, вызывали сумбур в голове. Но по мере того как он бродил, мысли его постепенно обретали ясность. Впервые за многие месяцы Энтони вдруг увидел самого себя в истинном свете. Такой обман, думал он, долго продолжаться не может. Не лучше ли ему вернуться домой к матери или жить вместе со Стивом? Если они цветные, значит и я тоже цветной. Если Рэн полюбит меня, для нее это обернется еше худшими последствиями, чем для меня. Разве можно всю жизнь прожить на обмане? Как только она вернется, я непременно должен буду ей сказать...

Прошла неделя, и она вернулась. Энтони стоял около конюшен с Тео и мистером дю Туа, когда Рэн слезла с лошади, и Энтони заметил, как взгляд ее прежде всего отыскал его, — лишь после этого она поздоровалась с отцом и братом.

Вскоре они остались вдвоем. Миновали запруду, перешли через мостик, пересекающий мелкий ручей, и уселись на том берегу под деревьями на мягкой траве.

— Вы как раз во-время приехали, — спокойно сказал Энтони. — Мы с Питом завтра днем возвращаемся в школу.

— Знаю, — ответила Рэн, — а я послезавтра. — Она отвернулась и сорвала несколько травинок.

— Рэн‚ — проговорил он, — мне кажется, до встречи с вами я не жил на свете.

Подняв голову и чуть прищурив глаза, она встретила его взгляд. Посмотрела на его волосы. Вьющаяся прядь упала ему на лоб. Рэн нежно откинула ее назад. Потом снова опустила глаза, и он заметил, как пальцы ее стали нервно перебирать травинки.

Он знал, что должен сказать ей все и поскорее, — пока не слишком поздно, должен открыть ей всю правду о матери и брате. Энтони был уверен, что как только она узнает, она не сможет любить его. И однако же эту правду сказать надо. Энтони раскрыл рот, но язык его словно одеревенел.

Лицо Рэн было теперь совсем рядом; волосы ее пахли предвечерними ароматами.

Запруда и вельд впереди начали заметно темнеть. Розовые облака на востоке уже сделались темносерого цвета, но на западе небо еще горело огнем.

С мучительной тоской смотрел он на девушку. Хоть бы она помогла ему избавиться от этой тяжелой ноши! Энтони любовался ее полуоткрытым ртом, мягкой линией губ.

Он тут же отшатнулся и сжал зубы, но одной рукой невольно обнял ее. Рэн не противилась, она склонилась к нему, и волосы ее коснулись его лица. Непроизвольно он отыскал ее губы. Это был его первый поцелуй, неопытный, робкий.

На следующее утро они поехали кататься верхом. Ночью прошел дождь, и облака в ленивой неге скоплялись ниже горных вершин. Свежий воздух ласкал лицо, и вельд, омытый летним дождем, пел свою радостную песнь.

Они признались друг другу в любви. Со всей непосредственностью шестнадцатилетних подростков они не задумывались над тем, что значит это чувство.

Энтони вернулся в Уиннертон. Теперь он обрел новый интерес в жизни, новую цель, к которой стоило стремиться. Он хотел укрепить эту любовь, сделать благодаря ей жизнь радостной, и поэтому гнал от себя все мысли, которые ему мешали.

Влюбленные писали друг другу каждую неделю и мечтали о встрече — как можно скорее, как только позволят обстоятельства.

Однажды днем, в пятницу, спустя месяц после возвращения в школу, Энтони позвали в кабинет директора. Последнее время юноша писал и получал страстные, до безумия страстные любовные письма и сейчас, идя в кабинет, чувствовал, себя неловко.

— Грэхем, у меня для вас плохие новости, — торжественно объявил мистер Кронье.

На столе Энтони увидел конверт, а в руке директора — розовый листок бумаги.

— Ваша мать заболела, и вы должны немедленно ехать домой. В девять часов отходит поезд. Я постараюсь, чтобы вы попали на него. — Директор встал, подошел к Энтони и положил ему руку на плечо. — Не думаю, чтобы это было что-нибудь очень серьезное, иначе они написали бы. До свиданья, мой мальчик. — И директор вернулся к своему креслу.

Ошеломленный Энтони покинул кабинет. Ведь не прошло и недели, как он получил от матери письмо. И в нем была все та же неизменная фраза: «Дома все в порядке».