Джеральд Гордон - Да сгинет день...

Пожалуйста, пиши мне как можно чаще, мне очень хочется знать, все ли у тебя в порядке. Я послал тебе сегодня посылочку с продуктами; надеюсь, она благополучно дойдет. Говорят, у вас там не хватает воды, поэтому я вложил две банки грейпфрутового сока.

В школе я учусь хорошо и в прошлую четверть занял в классе первое место. Я усиленно занимаюсь также игрой на скрипке. У меня теперь новая, с хорошим звуком. Ее помог мне раздобыть дедушка, который тоже раньше играл на скрипке и подарил мне первую. Дедушка — это старенький отец мамы. Ты его никогда не видел, но ко мне он очень хорошо относится.

Ты не фотографировался еще в своем мундире? Пришли мне, пожалуйста, фото, если можно.

На днях случилась смешная вещь. Когда я пришел в школу, учительница...

Облака пыли, солончаковые степи.

Мясные консервы, галеты и затхлая вода.

— Сержант Грант, вам идти в дозор!

Нас, несчастных, не отпускают домой...

Брезент имеет здесь много назначений, в нем даже хоронят.

Живот у итальянца распорот, и внутренности вывернулись прямо на лицо начальника дозора, который лежит в агонии. Выбирайся-ка поскорее отсюда, похоронная рота очистит всю эту свалку.

Озеро — всего лишь мираж, как и сама жизнь — лишь иллюзия.

Мотоколонна выбирается из тошнотворной желтой пустыни и при всеобщем ликовании подходит к кишащей крокодилами реке, вдоль которой тянутся заросли кокосовых деревьев, а затем кружит между питомниками земляного ореха, банановыми плантациями и полями клещевины, спускаясь к прибрежному Сомали.

Итальянские девушки нежны и приятны, но полудюжины нехватает на такую длинную очередь.

— Поскорее, там впереди! И другие хотят поразвлечься!

Затем снова вглубь раскаленной, как печь, Африки, с ее пряностями, верблюжьим мясом, мухами и блохами.

Смотр в строю!

Густой туман обволакивает лихорадящий мозг...

Сколько мне лет? Забыл. Около двадцати? Уже год, как я покинул Южную Африку. Другие ребята могут вести счет неделям и месяцам по письмам, которые получают из дому. А у меня нет дома, да и письма — лишь случайные: от фронтового товарища или от Стива. Большой ли он стал? Разве тут имеет значение, что кожа его не такая, как у меня? Бедный паренек, если бы мы с ним могли жить так, как должны жить братья... А разве я виноват в этом?

Кругом, куда ни кинешь взгляд, — пустыня, гораздо более обширная, чем пустыня моей собственной души и сердца! Где любовь, которая может согреть мою жизнь?

О, выживу ли я в этом аду, а если и выживу, то для чего? Рэн, где ты сейчас? Вспоминаешь ли обо мне?

Дорогой Стив!

Твое последнее письмо я получил с опозданием на два месяца — так долго приходится почте догонять нас. Мы постоянно в походе и тоже понюхали пороху. Не так давно я лежал в госпитале с приступом малярии. Но сейчас рад сообщить, что чувствую себя хорошо. Теперь мы отправляемся в другую часть света и, по-видимому, если и вернемся домой, то нескоро.

Рад за тебя, что ты хорошо учишься. В последнем письме ты писал, что пойдешь в армию, как только призовут твой возраст. Когда получишь аттестат, тогда и решай это, а раньше не надо, хотя ты и говоришь, что на вид тебе дают больше лет. Сколько тебе уже, шестнадцать?

Я часто думаю о том, изменится ли мир к лучшему после этой войны. Когда все кончится...

— Ты слышал, Грант, получен приказ отослать человек десять из нашей роты обратно на базу? Выяснилось, что они настоящие цветные, — так я понял.

— Это точно? Как же это обнаружили?

— Не знаю. Благодаря цензуре писем, очевидно, а может, и другими путями.

— Хочешь взять гида, Джордж, осмотреть пирамиды, Сфинкс?

— Хочешь хорошенькую девочку, Джордж, совсем невинную, здоровую — мою сестру?

— Изящный браслет, настоящие бриллианты, всего сто пиастров! Ладно, берите за пятьдесят!

Дорогой мистер Грант!

Как Вы можете судить по обратному адресу, я теперь тоже в армии. Служу в Капском цветном корпусе, и в настоящее время мы стоим лагерем в Леди-смит, но вскоре надеемся уйти на Север. Кто знает, может, мы встретимся где-нибудь в Италии?

Насколько я понял, Вы теперь лейтенант. Поздравляю! Самый высокий чин, на какой мы, капские цветные, можем рассчитывать, — это старший сержант. Но пока, что́ там говорить, — я еще и солдат-то неважный и, вероятно, так и останусь при двух нашивках...

Бедный Стив, он, конечно, понял мой намек. О, почему я должен строить свою жизнь на обмане?

Сожженные деревни, разрушенные города.

Рим. Великолепные развалины Колизея и изумительные фрески Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы.

Обезумевший, измученный войной, поверженный народ.

Рождество на альпийских перевалах — красная кровь на белом снегу...

Да, за годы войны натура моя огрубела и язык опростился. Вечная ругань, клопы, попойки. Смерть и разрушение. Сколь тонка перегородка между этим и цивилизацией...

— Теперь, когда война окончена, мы скоро вернемся домой.

— Ну и разделаюсь же я с этими телеграфистами! У меня к ним большой счет...

— Да уж, они погуляли с нашими красотками...

— Что у вас, пиво? А у вас?

— А я полагаю, на «гражданке» нам придется выстраиваться в очередь за работой.

— Или, нацепив колодку орденов, стоять с обезьяной и крутить шарманку.

— Нет, Петерсон, теперь моя очередь...

— Я слышал, часть цветного корпуса дезертировала в Сицилию. Некоторые женились на итальянках и сходят там за европейцев.

— Там это, должно быть, довольно просто — многие итальяшки такие же темные, как и они.

— Ну, я их не осуждаю, а ты, Грант?

Генри Босмен, в рубашке с короткими рукавами, откинулся в большом кресле, теребя мизинцем свои редкие каштановые усы. Сквозь сизый дым сигареты он рассматривал девушку, которая сидела на столе; в одной руке она держала зеркало, а другой приглаживала только что уложенные волосы.

— Как вам нравится моя прическа, Генри? — спросила она, закидывая ногу на ногу.

— Очень мило. Здорово придумано.

На лице ее появилась довольная улыбка.

Он подошел, стал рядом с нею и, с восторгом глядя на нее, улыбнулся. Она уклонилась от его взгляда и посмотрела на свои маленькие ручные часики. Блеск их бриллиантов возбудил в нем радостное чувство: Джин Хартли, девушка, на которой он собирается жениться, богата.

— Уже три часа, Генри. Я побежала. А вы, как примерный мальчик, продолжайте свою работу.

Она погрозила ему пальцем и засмеялась. Подобное снисходительное отношение было ему не особенно по душе, но ее улыбка искупала все.

— Еще одну сигарету, пока вы не ушли, дорогая, — предложил он, вытаскивая серебряный портсигар.

— Нет, нет, нет! Я уже и так много времени у вас отняла. — Она выпрямилась на высоких каблуках. Генри быстро встал и, предупредительно открыв дверь, ждал, пока Джин пройдет. Скользнув по лицу девушки, глаза его задержались на ее гладкой шее и на том месте, где сильно декольтированное летнее платье слегка открывало грудь. Тут он засмотрелся немного дольше положенного, а затем, быстро взглянув на Джин, заметил веселый огонек в ее глазах.