Людмила Томова - Красный всадник (Уот Тайлер)

Подмастерья поднимались, переставляли лавки к окошку, мыли руки в тазу и рассаживались вокруг Риго. Не глядя ни на кого, он первый начинал есть. Потом за ложки брались остальные. Жена хозяина — Розовая Мадлен, которая обычно сидела на табурете у входа, разложив перед собой продукцию мастерской, удалялась на кухню. Там она вкушала более изысканно приготовленный обед, поскольку в середине дня мадам жаловалась на боли в желудке.

Двое из подмастерьев — тонкий Луи и толстый Мишель — неизменно садились рядом с Риго и частенько спрашивали остальных: «А вы знаете, кого благодарить за сегодняшнюю похлебку?» Все устремляли очи к небу. Шея Риго розовела. Затем Луи или Мишель говорили благостно: «Мастера надо благодарить, мастера Риго». И кусок застревал в горле Уота.

Мастер Риго любил поговорить и делал это с упоением. Ничем другим, помимо разговоров, хозяин себя не утруждал. Он был убежден: неважно, кто ты, — важно мнение других о тебе; неважно, что и как ты делаешь, — важно мнение других о твоем деле… Сам он ничего не смыслил в гравировании. И чем большие успехи делали подмастерья, тем сильней Риго озлоблялся.

— Вы мне должны быть покорны во всем, — все чаще напоминал мастер. — Вот ты, Фавье, — он тыкал в грудь сутулого белобрысого гравера, — ты ведь никудышный подмастерье, и тебе никогда не стать мастером. Разве так работают?.. Да я возьму с улицы любого прохожего, и он сделает лучше…

Фавье бледнел и не дышал.

— Разве это могильная плита для почтенного, упокой господь его душу, купца? Да это же кабацкий поднос, — распалялся Риго.

Фавье молчал, ссутулившись. Он уже шестой год работал в мастерской.

— Посмотри, как управляется с резцом Луи…

Все знали, что этот тощий парень с синеватым лицом, чем-то неуловимо напоминавший ощипанного цыпленка, работает вяло, спустя рукава. Его изделия удавалось сбыть с большим трудом. Обычно заказчики, получая плиту после резца Луи, делали кислую мину. Однако все знали и о безмерной привязанности хозяина к угодливому, льстивому Луи.

— Главное, Луи, — шептал приятелю Мишель, — не сиди сложа руки. Делай вид, что работаешь, — и громко хохотал. Его смех сотрясал стены угрюмо молчащей мастерской.

Хозяин обычно подремывал у окна, блаженно зевая. Иногда он приходил в себя, морщил лоб, как бы мучительно вспоминая нечто навеки позабытое, и начинал перекладывать бумаги. Он рассматривал на свет счета, вглядывался в листки с записями о работе подмастерьев.

Бывали дни, когда жена хозяина отрешалась от забот о собственном желудке. Тогда она усаживалась перед мастерской, около разложенных прямо на дороге разных по форме, цвету и величине каменных надгробий. Она заглядывала в глаза прохожим, незаметно для соседей приглашая обратить внимание на то или иное изделие мастерской: закон запрещал зазывать покупателей в лавку.

Розовая Мадлен обожала розовый цвет. Но ее щеки, в которые она втирала ежедневно полкружки сметаны, покрывались пунцовыми пятнами, если она видела розовое на ком-нибудь другом. И всякий раз таскала за космы служанку, когда та надевала передник в розовый горошек.

Подмастерья не любили Розовую Мадлен. Да и сам мастер Риго с трудом терпел преувеличенное представление супруги о ее вкусе и образованности: на полке у Мадлен стояло миниатюрное евангелие, преподнесенное толстым Мишелем два года назад в качестве предварительной платы за обучение.

Хотя Риго не очень-то жаловал свою суженую, однако он признавал за ней необыкновенное умение ловко сбывать товар. Даже покупатели, направлявшиеся в соседнюю мастерскую, нередко настолько зачаровывались Мадлен, что попутно приобретали для давно покоящихся на кладбище родственников лихо разукрашенные резьбой камни. Это благоприятно отражалось на доходах граверной мастерской. Кроме того, на Розовую Мадлен можно было положиться при отлучках — вряд ли удалось бы подыскать лучшего надсмотрщика. Казалось, супруга мастера умела видеть даже затылком. Едва кто-либо из подмастерьев поднимал голову от работы, хозяйка тотчас оборачивалась, грозно смотрела на нарушителя и делала зарубку на одной из десяти деревянных бирок, воткнутых в щель.

Впрочем, нет, на бирках толстого Мишеля и тощего Луи зарубок не значилось. Не брали с дружков и штрафов. Это вызывало злую зависть других подмастерьев, к видимому удовольствию хозяев. Взаимная неприязнь работников была одной из основ ведения дела.

Уот Тайлер работал у мастера Риго уже третий год. Работал, постепенно приходя в себя после нелегкой воинской службы и оттачивая свое мастерство. Заказчики были им довольны. Так называемого «шедевра», необходимого для получения звания мастера, Уот еще не сделал, однако всякую работу выполнял тщательно, аккуратно, со вкусом. В конце концов, никто не знал, что такое этот самый «шедевр».

Однажды Розовая Мадлен продала богатому виноделу плиту, вырезанную Уотом, а выдала ее за изделие Мишеля. Уот заметил подлог, но смолчал. Тогда хозяйка продала еще одну плиту подобным же образом. Уот не страдал тщеславием, но все же обратил внимание глубокочтимой мадам на странные, несправедливые порядки по части сбыта товара.

Лицо Мадлен посерело, потом позеленело. Хозяйка не проронила в ответ ни слова и скрылась в своей спальне, сославшись на мигрень.

На другой день возле Уота остановился хозяин.

— Ты уже сколько лет работаешь, Уот Тайлер?

— Почти три года, господин Риго.

— И ты думаешь, этого достаточно, чтобы научиться мастерству?.. Ты, Луи, сколько работаешь?

— Год, господин.

— Всего лишь год? Однако за этот год ты показал себя способным гравером. Не правда ли?

Подмастерья, потупившись, кивали головами.

— Так вот… С сегодняшнего дня я учреждаю должность главного подмастерья. Главным подмастерьем назначаю Луи. Как на это посмотрит сын Альбиона [42] Альбион — так называют Англию. ? Вот тебе твоя «справедливость»! Здесь я хозяин!! — вдруг заревел Риго. — Что хочу, то и делаю! Понятно? Перевожу тебя на погрузку материала. Будешь таскать тачку. Верно я поступаю, ребята?

— Ве-ерно, — протянули подмастерья.

— Ну, где теперь твое мастерство? Фук — и нету. Как не бывало. Вчера ты еще что-то умел, а сию минуту ничего не умеешь. Будешь таскать камни. Га! Как я захотел — так и вышло. Так будет всегда!

Уот тяжело поднялся и оперся кулаками о стол. Мадлен вскрикнула.

— Вы не правы, хозяин, — с трудом выговорил Уот. — И вам бы следовало переменить порядки в мастерской. Иначе нечего ждать добра.

Риго побелел от бешенства.

— Что? И это ты мне сказал? Мне? Хозяину?! Эй вы, дармоеды, я когда-нибудь бываю не прав? Или у меня плохой порядок? Что молчите?

— Да… то есть нет…

Это произнес Луи.