Стефан Мокрев - Заря занимается

— А я кто такой? Объясните, товарищи, а то мне не ясно, — не выдержал Лютов.

— Пролетарий, — ответил ему Ради Бабукчиев. — И ты, и Спас — рабочий кирпичной фабрики, и его мать тетка Милана с ее пятью арами земли, и искалеченный на войне Герой — словом, добрая половина населения болгарских сел…

— И даже больше, — подхватил Лютов.

— Но у бедного крестьянина есть какой-то клочок землицы, есть свой дом, хозяйство, которые крепко держат его. Социализация земли пугает крестьянина с его мелкособственнической натурой, — подчеркивал каждое слово Денчев, чтобы усилить их значение. — У пролетариата же нет ничего, кроме своих рук, он продает фабриканту свой труд. Не продукт, не товар… Короче, товарищи, мой вам совет — подождите решения партийного комитета и, я бы добавил, решения Центрального Комитета партии.

Заседание кончилось.

— Подожди, пойдем вместе, — крикнула Русана явно недовольному итогом заседания Ради, который быстро спускался с лестницы.

Трудно идти темным вечером по крутым мощеным улицам древнего Тырново, стынущим от морозного мартовского ветра. Городские фонари не горят из-за нехватки керосина. Люди ложатся спать с курами, в корчмах зажигают свечи. Однако в этом квартале не было корчмы. И вообще не было видно ни одной живой души. Русана с трудом ступала по обледенелой мостовой. Ради ожидал ее на углу, откуда начинался узкий переулок, ведущий в квартал Варуша. Он подхватил Русану под локоть, намереваясь проводить ее до дому.

— Нет, я провожу тебя, — сказала она.

— А потом одна в такую пору будешь возвращаться?

— Уж как-нибудь найду свой дом. Я же вижу, что ты спешишь. Ты лучше скажи мне, друг, почему ты в последнее время так переменился? Нагрубил Марине, а меня как сегодня встретил? «Семеро одного не ждут!» Кусаешься, жалишь, словно оса.

Ради спрятал лицо в воротник шинели.

— Давай, давай, продолжай дальше.

— Марина на тебя очень обижена.

— А она сказала тебе, из-за чего? Мне не правится ее дружба с Таневской. Неужели так трудно понять!

— Ты не кричи! Лучше бы подумал о том, что от Таневской, от Кисимова она может многому научиться и стать актрисой.

— Актрисой! — От возмущения Ради даже остановился.

— А почему бы и нет! Разве не ты приохотил ее к сцене? Ты же первый дал ей задание прочитать со сцены стихи. У нее артистический талант, это все заметили и все рады за нее. Ну что ее ожидает в жизни? Участь сельской учительницы. Как и меня, кстати. Вот оно, наше будущее. Кому ее содержать в университете? Мать ее с нетерпением ждет, когда она закончит гимназию, чтоб куда-нибудь ее пристроить. Они едва концы с концами сводят. В доме ни щепки.

Ради вспомнил туманные сумерки в Дервене, вязанку хвороста, которую волокла за собой по снегу мать Марины. Как же он беспомощен! Раньше хоть отец давал ему немного денег по праздникам, а теперь и их нет. «И все же — для чего ей эта беспутная бабенка, эта Таневская?» — подумал он с горечью. Русана, понимая, что творится в его душе, продолжала:

— Ты сам рушишь ее веру в тебя, отравляешь ее чувства. Я знаю, как она тосковала по тебе, когда ты был в селе.

— Ты думаешь, мне было легко?

— Ты не писал ей, а теперь не хочешь с ней встречаться. Она тебя зовет, ты не приходишь… Возгордился ты, Ради, после возвращения из села. Перестал собой владеть. Не к лицу это секретарю молодежной группы. Одних только знаний, ума и смелости мало. Надо с людьми бережнее обращаться. Спокойной ночи, подумай о Марине!

Пришла весна, во многих селах округа вспыхивали новые бунты. Все больше женщин следовало примеру Миланы.

Окружной управитель Станчо Крыстев тяжело слез с подножки пролетки: слишком рано его сегодня разбудили. Не успел он войти в управу, как секретарь принес ему еще две телеграммы, подобные той, что лежала у него в кармане. Крыстев недовольно подергал себя за широкую бороду, насупил брови. Велел распахнуть окно: в комнату ворвался свежий воздух, прогретый майским солнцем. Вынул из кармана телеграмму-молнию и прочел ее еще раз. В телеграмме из Стражицы, копия которой была адресована следователю военного суда, околийский начальник сообщал следующее:

«В селе Горски-Горен-Трымбеш, где я намеревался провести дознание по поводу инцидента между местной властью и населением, произошедшего при открытии сыроварни, при попытке арестовать двух зачинщиц беспорядков с помощью команды в пятьдесят штыков, сбежавшиеся женщины набросились на солдат, которые не посмели применить оружие, и вызволили арестованных. Указанное село сейчас не в состоянии усмирить никакая сила. По имеющимся у меня сведениям, подобное положение складывается в селах Сушица, Карабунар, Чаир и Кесарево».

Крыстев бросил телеграмму на стол и выглянул в окно. И на фронте, и в тылу — повсюду бунты. Обстановка ухудшается, а он, черт бы его побрал, собрался выдавать младшую дочь за немецкого поручика. Уже было обручение. Свадьбу решили сыграть в Германии. Управитель принялся за чтение других секретных телеграмм-молний от начальника военно-полицейского отделения 5-й округи. В одной из них содержался приказ начальнику Тырновского гарнизона придать военной команде из пятидесяти солдат и двух сержантов одного офицера, с тем чтобы впредь эти команды возглавлялись офицерами. Во второй телеграмме, датированной тем же 23 мая 1918 года, генерал уведомлял окружного управителя:

«Телеграммой за номером 5437 отдано распоряжение командиру Тырновского гарнизона выделить в ваше распоряжение еще пятьдесят солдат для отправки в села дополнительно к упомянутым выше ста солдатам, присланным горнооряховским околийским начальником».

Станчо Крыстева нельзя было назвать человеком, быстро принимающим решения. Особенно когда дело касалось таких важных событий. Будучи городским головой, а тем более сейчас, на теперешнем своем посту, занимаемом им в военное время, он опирался на поддержку своих близких сотрудников. Он никогда не подписывал ни одного приказа или распоряжения, прежде чем их завизирует секретарь управления. Крыстев встал, походил взад-вперед по кабинету, несколько раз меняя решение, и, наконец, вызвал секретаря.

— Необходимо принять экстренные меры. Насколько я знаю, у нас получены сведения о бунтах в трех околиях…

— Да, господин управитель, в Тырновской, Горнооряховской и Свиштовской.

— Чтобы лучше оценить создавшуюся обстановку в мятежных селах и решить, куда необходимо послать солдат, которых нам предоставляет округ, спешно вызовите начальников этих околий. Что у нас сегодня? Среда. Стало быть, в пятницу утром у меня. Вы согласны?

— Полностью к вам присоединяюсь, господин управитель. Однако сомневаюсь, сумеют ли к этому времени все собраться. Я имею в виду свиштовского околийского начальника.