Стефан Мокрев - Заря занимается

— Тогда зачем же я нужен?

— Чтоб узаконить его, бай Ангел. Ты ведь юрист…

Две керосиновые лампы, раскачивающиеся на кольях, указывали место собрания. Там собралось с десяток человек — они растерянно оглядывались по сторонам. Но вот разнеслась весть, что пришел оратор, и сюда начали стекаться люди. Первыми пришли жители соседних домов. Подхватив низенькие стулья, на которых обычно сиживали вечерами у ворот, они занимали «первые места». Подошли трое коммунистов из Малой слободы, пришел учитель Михайлов, возвратившийся два дня тому назад. Пока решали, с какого места говорить оратору, пока расчищали площадку от бурьяна, собралась целая толпа. Шепнув что-то Ангелу Вырбанову, Ради забрался на большой камень. Он стоял прямой и бледный, забыв убрать прядь волос со лба, немного робея. Ему впервые предстояло выступать перед людьми, которые были гораздо старше его по возрасту.

— Ничего, что мы собрались на этой свалке, — начал он. — Петухи с мусорных куч громко приветствуют зарю, а утки робко крякают из болота. Потому-то наш народ и хотят затолкать в болота, в самую топь…

Люди заметно оживились, в задних рядах кто-то захлопал. Ради, почувствовав поддержку товарищей, продолжал окрепшим голосом:

— Ваши чорбаджии не дали нам зала, испугались. Пусть себе сидят в своих корчмах да в пивнушках! Нам совсем неплохо в этом просторном прохладном зале! Ничего, что темновато. Голос Болгарской коммунистической партии услышат все жители вашего квартала, потому что это голос народа…

Сказав несколько слов о том, что городские власти считают жителей Турецкого квартала людьми второго сорта, пообещав, что депутаты-коммунисты позаботятся о его благоустройстве, о водопроводе и колонках, Ради повернулся к оратору:

— Даю слово нашему кандидату в депутаты Народного собрания Ангелу Вырбанову. Он расскажет вам, как коммунисты хотят преобразовать мир, чтобы не было в нем голодных и сытых, бедных и богатых.

Когда Вырбанов начал свою речь, Ради оглянулся по сторонам и увидел, что оратора слушает человек пятьдесят.

А клуб-читальня на Марином поле с трудом вместил желающих. Коммунисты и комсомольцы дежурили у входа, расставили своих людей во всех проходах. В каждом ряду сидел партиец. Рабочие и ребята посильнее стояли в карауле на перекрестке, где сходились дороги на Мармарлию и Севлиево, словом, были приняты все меры для отпора в случае нападения. В зал уже пробрались двое громил Мамочкина, но пока они сидели тихо. Между Городским садом и казармами прогуливались группами гимназисты. Они пели «Жив он, жив», «Тихий белый Дунай», скандировали лозунги. Маринопольцы аплодировали им, присоединялись к ним, радовались, глядя на них. Это, видимо, смешало планы буржуазных прихвостней. Как и в Турецком квартале, они спрятались в корчмы и наливались там даровым пивом.

Стефан Денчев начал свою речь — ждать назначенного часа не имело смысла, зал был набит битком. Бывший портной до Балканской войны, а теперь один из руководителей местной партийной организации, Денчев старался донести до слушателей коммунистическую правду простыми доходчивыми словами. Наверное, поэтому его слушали с особым вниманием.

Смерилось. Только фонарь мерцал перед клубом-читальней, словно показывая, что эта слобода не совсем забыта городскими властями. Небесный купол усеяли звезды. Со стороны Мармарлии показались двое. Михалца и Кынчо прижались плотнее к стене Хаджиминчевой хибарки, затаились за акацией. Те двое были уже совсем близко — высокие, здоровенные. Иль казались такими в холодном свете звезд? Вот они о чем-то заговорили. Слова — глухие, неясные — доносились до караульных, словно из трубы.

— Ну, где они? Что молчишь, дубина, будто в рот воды набрал? — сказал один.

Второй остановился. Чиркнул спичкой, зажег сигарету. Михалца узнал Сивого Пса и пастуха Давида — усмирителя строптивых волов и батраков в имении Мамочкина. С проплешинами на голове от какой-то болезни, с руками, напоминающими огромные железные клешни, изжелта-бледный и, бог знает, с каких пор небритый, Давид был страшен. Все знали, если Сивый Пес скажет ему: «Всыпь-ка этому пару горяченьких», — он убьет человека, не моргнув глазом; заставит кого-нибудь стукнуть разок, Давид его изуродует. Он никого не жалел и никого не любил. Затянувшись, Давид ответил:

— А я говорю — ушли.

— Куда ушли, куда? В корчму или к водоразборной колонке со служанками заигрывать? Я тебя спрашиваю.

— Спокойно, дядя. Мы с тобой сами справимся. Разгоним собрание — небось, я с тобой…

— Эх, Давид! Цены тебе нет! Мы покажем этим жаворонкам кузькину мать! — угрожающе произнес Сивый Пес и похлопал Давида по плечу.

Михалца и Кынчо выждали, пока они отойдут, и поспешили в клуб. «Сивый Пес! Давид!..» Послышались голоса: «Товарищи, скорее в клуб. Все в клуб!»

Подойдя к фонарю, Сивый Пес и Давид остановились. Их озадачило, что в такую глухую пору на улице столько народа. Обычно по вечерам здесь можно встретить лишь припозднившихся прохожих, какого-нибудь кучера, гнавшего коней в ночное, влюбленных, ищущих укромного местечка, служанок с коромыслами, отправлявшихся за водой к водоразборной колонке. Сивый Пес одернул свою зеленую куртку, засунул руки в карманы галифе.

— Что за шум? Чего надобно всем этим людям в такую пору?

Давид промолчал.

— Видать, за всем этим стоят коммунисты. Да-а, будет нам сегодня работенки…

— Да уж, помолотить придется, дядя. Пошли, — сказал Давид охрипшим с перепою голосом.

В дверях клуба-читальни толпился народ, многие слушали выступающих через открытые окна.

— Нету мест, — встретил их Тодор Манев.

— Для нас найдется, — нахмурился Сивый Пес.

— Ты что, не видишь, люди стоят под окнами…

— А ну, дай дорогу, не то… — протянул руку Давид и толкнул Тодора с такой силой, что тот повалился на землю. Упал, но тут же вскочил, словно кузнечик, и крикнул что было мочи:

— Буржуйские прихвостни! Бандиты!

На его крик сбежались комсомольцы, рабочие. Окружили громил, стали теснить их, подзадоривая друг друга, но остановить не смогли. Сивый Пес и Давид медленно напирали вперед, будто буйволы, с налитыми злобой глазами. Тут на подмогу товарищам вышли другие коммунисты. Сивый Пес врезался в них, пытаясь протолкнуться в зал с помощью локтей, Давид остался позади: несмотря на всю свою силу, он ничего не мог поделать.

Из душного зала доносились приглушенные слова Денчева:

— Коммунисты требуют повышения заработной платы рабочим и жалованья служащим… Конфискации награбленного во время войны имущества!.. Суда народа над предателями!..

Публика в зале аплодировала.

— …Коммунисты будут бороться за…

— Ты на фронте был? — взревел в дверях Сивый Пес.