Стефан Мокрев - Заря занимается

Никола Бабукчиев поглядел вслед дочери. «Худенькая растет, но и сейчас видать, красавицей станет. И Ради на меня похож. Всем хорош, да только зачем связался с коммунистами… Боюсь я за него, очень уж он увлекается. Вот сейчас на избирательном участке дежурит… Зачем ему все это? Богдан — тот совсем другой, в сторонке держится. Весь в мать, как и она, практичный. Только вот не нравится мне, что он по ночам где-то пропадает».

Женщины поднимались на крыльцо, когда Богдан хлопнул калиткой. Вся семья в сборе. Только Ради нет. Решили обедать без него: неудобно задерживать гостью. Но Никола Бабукчиев был неспокоен. Хлебая суп, он то и дело поглядывал в окно.

— Ты, Богдан, не заходил по дороге к брату?

— Я торопился, не успел. Слыхал, что на севлиевской дороге большая драка была.

— Какая драка? — отложил в сторону ложку отец. — Не могут в нашем Тырново выборы без драки обойтись. Небось, опять стамболовисты?

— Была бы мама жива, поглядела бы она, что делают люди ее Стамболова. Вот в этом самом сундуке она его прятала, когда турки за ним гнались, — показала рукой Денка на большой сундук возле двери на кухню. — Вбегает как-то во двор турчанка с покрывалом на голове и прямо к ней. «Тебе чего?» — рассердилась мама. — А она ей: «Тсс, Фирче! Спрячь меня, пожалуйста, если меня схватят, не сносить мне головы», — говорит «турчанка», открывая лицо. Мама глядит, а это Стефан Стамболов. Два дня его прятала. Они с дедушкой друзьями были, вместе в хасковской тюрьме с ним сидели. А когда Стамболов пришел к власти, прислал к маме своих юнцов — дескать, не нужна ли ей пенсия. «Нет, — сказала она, — мой муж не за деньги боролся, а за свободу народа». Эх, была бы у нее пенсия, хотя бы тебя, Богдан, смогли послать в университет…

— А ты, наверное, знаешь, что произошло на севлиевской дороге? — перебил жену Никола Бабукчиев.

Богдан принялся рассказывать: крестьяне из Чолаковой слободы шли голосовать. Неожиданно с одной стороны из кустов выскочили пастухи Мамочкина, с другой стороны — возчики Острого и начали их обыскивать. Обнаружили у кого-то коммунистическую прокламацию и накинулись на людей с кулаками, чуть не до смерти избили одного крестьянина. Однако кто то рассказал об этом коммунистам, дежурившим у маринопольского избирательного участка, и такая тут приключилась драка, что кого-то из прихлебателей Острого увезли с «поля боя» на телеге.

— Вот что мне у вас не нравится: о серьезных вещах говорите, а с пастухами деретесь…

— Что ж, пусть действуют безнаказанно, отец?

— Это ведь для христиан заповедь: ударят тебя по правой щеке, подставь левую. А эти разбойники нешто христиане? Он тебя ударит, а ты его еще сильнее ударь, — вмешалась Зойка.

— Ты, Зойка, не учи детей таким вещам, — укоризненно сказала ей Денка.

— Я никого плохому не учу, я держу сторону молодых.

Никола Бабукчиев совсем расстроился. Кусок не шел ему в горло. «Ради, где он, что с ним?» — думал он.

— Приготовьте еду для Ради. Пусть Богдан ему отнесет. Он знает, куда.

В это время стукнула калитка. Шаро молчал. Стало быть, свой. Пока они гадали, кто бы это мог быть, на пороге встал запыхавшийся Ради. Мать засуетилась, принесла ему похлебку и второе, которые она оставила на краю плиты, чтобы не остыли.

— Собралось сразу много избирателей, председатель предложил продлить время голосования на полчаса, — объяснил Ради. — Околийский начальник — небось, знаете, он из широких социалистов — сорвал нашу карикатуру со стены. Вышел большой скандал. Арестовали Димитра Иванова и Найденова. Наши кандидаты Никола Габровский и Ангел Вырбанов пошли их освобождать. Ничего, скоро широким станет тесно, мы их бакалейный кооператив разгромим в пух и прах.

— Полюбуйтесь на него! И он туда же, грозится… Давай, сынок, поторапливайся. Тебя дело ждет. И смотри, чтоб без глупостей… — советовал ему отец.

Облака, что с утра плыли по раскаленному небу, бросая блики на окрестные холмы, потемнели. Закрапал дождик, но, уронив несколько капель на землю, он словно передумал. Не голосовавшие еще тырновцы спохватились: оставалось совсем мало времени. Агитаторы, дежурные избирательных участков уже делали предварительные выводы относительно успеха своих партий. Они уселись перед кофейней Аврама, на ступенях лестницы управы. Только коммунисты были на своих местах, издали встречая запоздавших избирателей.

Председатели избирательных комиссий сверили часы и решили продлить выборы до шести часов. Голосование продолжалось почти до самого конца выборов спокойно, но тут с Баждарлыка прибежал Асен Коларов. Он созвал вокруг себя агитаторов-коммунистов и сообщил им, что сюда направляется шайка Мамочкина. Делать им здесь было нечего: они голосовали в маринопольской школе. Стало быть, сюда идут не с добром. Полицейский, стоявший на посту, ушел в ближайшую кофейню. Пока вызвали дежурных, шайка — толпа пьяных людей — загородила лестницу, ведущую в сквер перед управой. Мамочкин указал палкой на дрова, сложенные у стены:

— Ребята! Хватайте по полену и за мной!

Шайка двинулась за ним. Бандиты выбрали увесистые колья и, не мешкая, ворвались в коридор. Одни под предводительством Сивого Пса бросились вправо, другие во главе с Мамочкиным — влево. Стамболовисты задули лампы возле урн. В темном коридоре загремел раскатистый голос Ботьо Атанасова: «Господа! Берегите урны! Бандиты!» Голос его прервался. Глухо, словно из-под земли, послышалось: «Ох, убивают…»

Ради бросился в кабину. Затолкал за пазуху красные бюллетени, но когда он просунул голову за занавес, то столкнулся нос к носу с Давидом.

— Ах, мать твою! — замахнулся тот на него палкой.

Ради с трудом добрался до председателя, сказал ему что-то и, шатаясь, поспешил вниз по лестнице. Солдаты, несшие охрану около тюрьмы, готовились к смене караула. Ради остановился, не зная, что делать: в здании управы бесчинствовали хулиганы, здесь — солдаты с ружьями. «Там убили человека!» — крикнул он разводящему и, увидев, что тот направился в сторону управы, выскользнул из караульного помещения.

Председатель простер руки над урнами и дрожащим голосом обратился к Мамочкину:

— Господин! Призываю вас немедленно вывести из помещения ваших людей! Предупреждаю, что в противном случае вы будете наказаны со всей строгостью закона! Да, да, именно вы!

На Мамочкина это не произвело никакого впечатления. Он уже схватился левой рукой за урну, но тут встретил строгий взгляд разводящего, вставшего о ружьем в руках на лестнице. С другого конца коридора доносились громкие голоса. Там кто-то спорил, ругался. Мамочкин оперся о палку.

— Я не против закона, а против большевиков, господин председатель. И буду бороться с ними, пока жив.