Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

С тех пор как я уволилась, мы узнали больше — достаточно для того, чтобы я прокляла свой, пусть мизерный, вклад в строительство Инги — Шабы. Это был не только необоснованный, но и бесчестный проект. Никто и не собирался его успешно осуществлять. Не имея возможности обслуживать трассу, тянувшуюся сквозь «сердце тьмы» [126] Отсылка к роману Дж. Конрада «Сердце тьмы», в котором главный герой, моряк Марлоу, вспоминает свое путешествие в Центральную Африку. , инженеры наблюдали, как хвост этого чудовища рассыпается с той же скоростью, с какой возводится его головная часть. В конце концов все оно было обобрано до нитки подобно тому, как муравьи-листорезы догола обгладывают дерево: гайки, болты и то, что могло сойти за кровельные материалы, перекочевало в джунгли. И не предвидеть этого было нельзя. Но, ссудив Конго более миллиарда долларов на постройку линии электропередачи, Экспортно-импортный банк США гарантировал себе постоянный долг с нашей стороны, который мы будем выплачивать кобальтом и алмазами отныне и во веки веков. Или, по крайней мере, до конца правления Мобуту. Есть даже шутка: угадай, что настанет прежде. При многомиллиардном долге иностранному банку все мечты о независимости, если они еще теплились, оказались в долговой тюрьме закованными в кандалы. Теперь черный рынок сделался до такой степени «здоровее» официальной экономики, что я видела людей, заирами затыкавших щели в стенах своих домов. Незаконная продажа минералов за границу стала настолько распространенной, что наши соседи, Французское Конго, на территории которого нет ни одного рудника, превратились в пятого крупнейшего в мире экспортера алмазов.

А все, что не уплывает за границу, оседает в «королевских закромах». Даже если бы моя сестра Рахиль и Уильям Шекспир объединили свою интеллектуальную мощь, чтобы придумать небывало сумасбродного деспота, они не сумели бы переплюнуть Мобуту. Сейчас он строит в родной деревне Гбадолите дворец по образцу того, который имеет в Иране его друг шах. Говорят, там у него в парке, огороженном высокими стенами, расхаживают жирные павлины, они клюют зерно с серебряных тарелок, украшенных чеканным мавританским орнаментом. Бензиновый генератор, с помощью которого дворец освещается, так жутко ревет днем и ночью, что разбежались все обезьяны в окру́ге. Кондиционеры приходится держать включенными постоянно, чтобы жара не повредила позолоту на люстрах.

За стенами дворца деревенские женщины, сидя на корточках у себя во дворах, варят маниок в выброшенных колпаках от автомобильных колес, и если вы спросите у них, что для них означает независимость, они сердито посмотрят на вас и замахнутся палкой — чтобы не приставали. Все города переименованы, а называть друг друга мы теперь должны «гражданами» и «гражданками».

В центре Киншасы, где во многих барах имеются телевизоры, Мобуту в леопардовой шапке появляется на экранах каждый вечер в семь часов — с целью объединения нации. «Сколько в стране отцов?» — вопрошает он снова и снова в этом записанном на пленку представлении. И такая же записанная на пленку аудитория ответствует: «Один!»

«Сколько в стране племен? Сколько партий? — продолжает он. — Сколько хозяев?»

И каждый раз его верноподданническая аудитория вопит: «Моко! Один!»

Изображение мигает, а граждане пьют пиво и беседуют о собственных делах. Мобуту говорит на своем племенном языке. Большинство людей в барах его даже не понимают.

Рахиль Аксельрут Дюпрэ Фэрли

«Экваториал», январь, 1978

Послушайте, не верьте в волшебные сказки! После «они поженились и жили счастливо» вам никогда не рассказывают настоящего окончания истории. Даже если удалось выйти замуж за принца, вы все равно просыпаетесь по утрам с привкусом очистителя для труб во рту и волосами, сбившимися набок.

Бедная маленькая я, вдруг ставшая женой дипломата, на краю пер… при… превозданного леса, в платье от Диора и длинных черных перчатках на посольских приемах в Браззавиле, Французское Конго. Это сказочная часть истории, и поверьте, это было весело, пока не закончилось. Я чувствовала себя, как настоящая Золушка. Мои волосы прекрасно выглядели во влажном воздухе, у меня был личный парикмахер-француз (по крайней мере, он так говорил, хотя я подозревала, что он бельгиец), приходивший к нам домой по вторникам и субботам. Лучшую жизнь трудно вообразить. Никто бы не поверил, что несколько лет назад я жила со своей семьей на другом берегу реки, что я — та самая Рахиль, которая вкалывала, барахтаясь в грязи, и была готова душу продать за сухой мохеровый свитер и флакон лака для волос «Файнал нет»! Боже! Как посольская жена я получила отличное политическое образование. Французское Конго и новоиспеченную Республику Конго разделяют одна река и тысячи миль современного мышления. Потому что они там попытались все делать сами, но темпреамента не хватило. У них до сих пор нет приличной телефонной связи. За время моей дипломатической службы худшее, что приходилось делать мне, это распекать слуг, которые неровно подстригли гибискусы на лужайке или плохо стерли плесень с хрусталя.

Ну, теперь все позади. Дипломат — не дипломат, но мужчина, бросающий жену ради любовницы, — это не счастливый улов, как я с сожалением обнаружила позднее. Что ж, век живи — век учись. Как говорится, все мы крепки задним умом.

Реми, мой третий муж, был очень преданным. И пожилым. Моя жизнь — это тридцать три несчастья, и половина их проходит по брачному депертаменту , но в конце концов мне повезло в любви с Реми Фэрли. По крайней мере, ему хватило совести умереть и оставить мне «Экваториал».

Поскольку Реми упокоился с миром, я получила свободу развернуть свои таланты и, должна заметить, создала это заведение из того, чем оно было. Теперь «Экваториал» — самый привлекательный отель для бизнесменов от Браззавиля до Овандо. Мы находимся в сотне миль к северу от столицы, что гораздо дальше, если считать в километрах, однако зарабатываем на туризме. У нас останавливаются французы и немцы, едущие на север, чтобы осуществлять контроль над тем или иным проектом, или просто сбегающие из города познакомиться с настоящей Африкой, прежде чем закончится срок их зарубежной командировки в Браззавиле и настанет пора отправляться домой, к женам. В основном это нефтепромышленники и переводчики.

Мы располагаемся на месте, где прежде находилась плантация, поэтому дом окружен прелестными рощами апельсиновых деревьев и кокосовых пальм. В самом здании оборудовано двенадцать комфортабельных номеров разного размера, все роскошные, с двумя ванными комнатами на каждом этаже. Ресторан — на нижнем этаже, в просторной открытой галерее, затененной бугенвиллиями и продувающейся ветерком. Недавно мы построили небольшой крытый бар в патио, и пока мои гости наслаждаются едой в ресторане, их водители могут приятно провести время там. Ресторан предназначен для тех, кто останавливается в отеле, какими — излишне говорить — являются только белые, поскольку местные африканцы и за месяц не зарабатывают столько, чтобы заплатить даже за мой комплексный обед. Разумеется, я не допустила бы, чтобы кто-нибудь из моих гостей намок под дождем! Поэтому я построила для них навес, таким образом, в случае дождя, у них не будет соблазна зайти внутрь и слоняться без дела в главном баре. Всем известна также моя любовь к животным, и я устроила настоящий маленький зверинец между садом и рестораном для забавы посетителей. В любое время дня можно услышать, как в клетках болтают попугаи. Я научила их говорить: «Пей до дна! Мы закрываемся!» на английском, французском и африкаанс, хотя, должна признать, за эти годы от моих гостей они нахватались и кое-каких вальгарных фраз. Клиентура в «Экваториале», конечно, высшего калибра, однако мужчины есть мужчины.