Артуро Перес-Реверте - Эль-Сид, или Рыцарь без короля [litres]

– Откроете рот, сеньор граф, лишний раз вздохнете, моргнете или бровью шевельнете, – Богом всемогущим клянусь, я вас зарежу, – прошептал он ему на ухо.

И тьма, застлавшая его глаза, заставляла поверить в это.

Было холодно. Северный ветер шевелил невидимые в темноте кусты, гудел негромким эхом в выемках скал. Долгий день шел к концу.

– Спасибо, Лудрик. Я многим тебе обязан.

С вершины холма Руй Диас и эмир Мутаман смотрели, как ночная тьма завладевает землей и небом. Вкопанные в землю перед дворцом смоляные факелы сзади освещали их и позволяли разглядеть в отдалении неподвижных часовых. Эмир и его полководец, завернувшись в одеяла, стояли рядом. Вели беседу.

– Я всего лишь выполнил свою работу, государь. Как все.

– Теперь ты видишь, что я был прав? Это сражение было необходимо.

– Не уверен в этом. Однако все прошло хорошо, и, значит, хорошо, что оно было.

На востоке линия горизонта уже исчезла – там небо стало черным, и с каждым мигом звезд становилось все больше. На западе между небом и землей еще оставалась узкая, меркнущая полоска света, медленно менявшего цвет с янтарного на темно-синий. И, кропя черноту россыпью красных точек, блистало бесчисленное множество костров.

– Вы позволите, государь, говорить с вами откровенно? – спросил Руй Диас. – Откровенность почтению не помеха.

И увидел в полутьме, как опустилась и поднялась голова эмира.

– Сегодня ты можешь говорить так, как тебе заблагорассудится.

Но Руй Диас все еще сомневался.

– Мы были на грани поражения, – признался он наконец. – В полушаге от разгрома.

– Знаю. Я видел это, – непринужденно ответил эмир. – Имеешь в виду эти бесплодные атаки – одну за другой?

– Я был уверен, что мы не сумеем прорвать их строй.

– И тем не менее не оставлял попыток.

– Выбора не было… Все решилось благодаря Якубу аль-Хатибу. Он не ослаблял напор своей пехоты, давая нам время перестроиться и ударить снова.

– Достойный человек, – сказал Мутаман.

– Этого мало. Он – воин.

Глаза эмира отблескивали красным. Он улыбался.

– Мы с тобой не столь уж сильно разнимся, а?

– Это так, государь. Не столь.

– Мы исповедуем разную веру, но оба – дети одного и того же меча и одной и той же земли.

Помолчали. Глядя на бесчисленные огни костров, вокруг которых сотни людей лечили свои раны и вспоминали подробности минувшего дня.

– Ошибается тот, – сказал вдруг Руй Диас, словно про себя, – кто воюет, надеясь только на победу.

Мутаман как будто задумался над этим:

– Надо воспитывать в себе и готовность к поражению? Это ты хочешь сказать?

– Да.

Снова повисло молчание. Потом Руй Диас произнес бесцветно и тускло:

– Четыре атаки, государь. И до последней я не верил, что мы победим.

– Тем не менее ты не сделал и намека на отступление.

– Отступление может обойтись дороже, чем самая кровопролитная атака.

– Знаю… Говорю же – я наблюдал за тобой. В клубах пыли мелькало твое знамя: то приближалось к вражеским шеренгам, то удалялось от них… А твои люди теснились вокруг, перестраивались и бросались в новую атаку.

В наступившей тишине слышно было лишь, как потрескивают факелы и посвистывает ветер в скалах.

– Ты начинай-ка думать о Валенсии, Лудрик… О землях, лежащих к востоку. Я думаю, сейчас самое время присоединить их к моим владениям. Что скажешь насчет весеннего похода?

– Можно будет, государь, – ответил, поразмыслив, Руй Диас.

– Начни с похода на Мореллу, к примеру. Я желаю, чтобы там не осталось ни одного несрубленного дерева, ни одного несожженного дома, ни одного человека, оставленного в живых или не уведенного в рабство. Дай им прочувствовать страх Божий и свой собственный – и так, чтобы не знали, кто приводит их в больший трепет… Тебе по силам это?

– Да.

Эмир долго смотрел на костры, усеявшие гладь долины. Потом снова обернулся к кастильцу:

– Как твоя рана? Помогли травы, что я послал?

– Да. Теперь почти не болит, и я могу свободно двигать рукой.

– Отрадно слышать… Могу ли теперь и я говорить с тобой свободно и откровенно?

– Это будет честь для меня.

– Когда ты пошел в последнюю атаку и ударил по кавалерии франков, я был уже готов галопом слететь с холма и присоединиться к тебе вместе с моими чернокожими. Ну, ты понимаешь – победа или смерть…

– К счастью, вы этого не сделали, государь.

– И ты знаешь – не потому, что испугался. Клянусь тебе памятью отца, да упокоит его Всевышний в своих садах… Но я – эмир, а судьбу государства не решает одна битва. В случае поражения я обязан был бы вернуться в Сарагосу, собрать новое войско и защищать свое право царствовать. – Он замолчал надолго. – А чтобы уйти живым, тебя пришлось бы бросить.

– Разумеется.

– В точности так поступил мой брат Мундир.

– Эмир Лериды хорошо сражался. Не посрамил ваш род, а отступил, когда ничего другого не оставалось.

– Однако граф Барселонский не стал так спешить.

– Попытался, уверяю вас, государь. И это естественно. Но ему не повезло.

Мутаман задумчиво опустил голову, и смолистый свет скользнул по его сухому острому птичьему лицу.

– Я подумаю, что с ним делать. Его хорошо содержат?

– В меру возможностей… Ночует в моей палатке, под охраной отборных воинов.

Эмира эти слова рассмешили.

– Не очень-то роскошно…

– Ничего иного предложить не могу.

– Как по-твоему, следует ли мне посетить его завтра, перед отъездом? Или лучше пусть приведут сюда?

– Не знаю, государь. В том, как эмирам общаться с графами, я совсем не разбираюсь.

Мутаман задумался. Потом нетерпеливо взмахнул рукой и плотней закутался в одеяло:

– Нет, предпочитаю вообще его не видеть. Сам занимайся им. – Он многозначительно взглянул на Руя Диаса. – Я слышал, он человек дерзкий и даже наглый, и не хочу, чтобы пришлось казнить его за это.

– Нет, это всего лишь гордость, государь. Он просто с колыбели привык повелевать. Как, полагаю, и вы.

– Ну, может, ты и прав… Я бы тоже вряд ли был послушен в плену.

– Что я должен сделать с ним?

Эмир испустил глубокий вздох, в котором чувствовались и раздражение, и нерешительность.

– Казнить его я не могу, – сказал он. – Вот если бы он погиб в бою… А сейчас… Все христианские и даже андалусийские государи назовут меня убийцей.

– Возьмете с него выкуп?

– Да это тоже не так просто, поверь… Придется держать его в плену, пока не пришлют денег, а это дело нескорое. Несколько месяцев… Не могу же я засадить в каталажку графа Барселонского.

– Можете отпустить его под честное слово.

– И ты веришь, что Беренгер Рамон, выйдя на волю, уплатит выкуп?

– Сказать, не кривя душой?

– Ну разумеется.

– Я верю, что вы от него медного грошика не получите.