Мальте Рольф - Польские земли под властью Петербурга [От Венского конгресса до Первой мировой] [litres]

К председателю Варшавского цензурного комитета предъявлялись высокие требования. Когда в 1899 году предстояло новое замещение этой должности, генерал-губернатор Имеретинский сообщил в Санкт-Петербург о том, каких качеств он ожидает от кандидата: будущий председатель Цензурного комитета должен обнаруживать обстоятельнейшее знание условий местной общественной жизни и, конечно же, обладать очень хорошими познаниями в польском языке 310. Генерал-губернатор также подчеркнул то важное значение, которое Варшавский цензурный комитет, с точки зрения царских властей, имел для стабилизации власти Петербурга в Царстве Польском. Не должно быть никакого сомнения, писал Имеретинский, в том, что эта должность должна рассматриваться как такой пост, с которым связана высокая ответственность и который представляет собой одну из важнейших опор русской правительственной власти 311.

Руководство Варшавским комитетом по делам печати было желанным постом – подтверждением тому может служить карьера одного из претендентов. Александр Пеликан, который в 1899 году надеялся занять эту должность, имел за плечами блестящую одиннадцатилетнюю карьеру в петербургском цензурном ведомстве 312. И все же Имеретинский отверг его кандидатуру, указав на то, что Пеликан – не местный. В письме к соискателю Имеретинский пояснял, какие функции имеет, в его представлении, цензура в Царстве Польском и какие проблемы кажутся ему первоочередными. Великолепное знание польского языка – критерий, которому Пеликан не соответствовал, – необходимо было, с точки зрения генерал-губернатора, потому, что предварительная цензура, под опекой которой польская пресса просуществовала много лет, наложила на нее особый отпечаток, которого не мог бы заметить человек, не говорящий бегло по-польски: варшавские газеты были полны двусмысленностей, недомолвок, кажущихся наивными сравнений в мелких, но вовсе не лишенных важности сюжетах. Кроме того, только тот, кто хорошо знал Варшаву, смог бы понять разнообразие местного польского общества, которое существовало полностью отдельно от служивших в городе русских людей, так что чиновнику, прибывшему из других мест, было бы вдвойне труднее познакомиться с этим польским обществом и с его выразительницей – польской прессой 313. Имеретинский был услышан в Петербурге: новым руководителем Цензурного комитета назначили Христофора Эммаусского, который служил в этом ведомстве с 1879 года и, соответственно, имел более чем двадцатилетний опыт работы в Привислинском крае.

Формулируя свои требования к претенденту, Имеретинский одновременно показывал, как высоко ценит местных чиновников, которые, пусть и не будучи местными уроженцами, обладают многолетним опытом работы в Царстве Польском – опытом, который сделал их «экспертами по всему чужому», или, точнее, «экспертами по всему польскому». Опасение якобы возможной «индигенизации» этих кандидатов и вытекающей из нее неоднозначности их лояльности отступало перед теми соображениями, что только знаток местных условий сумеет выполнить центральную государственную задачу цензуры в труднопроходимой чащобе польского культурного ландшафта. Таким образом, в описании Имеретинского присутствует и открытый страх, и имплицитное уважение к непроницаемости польской публичной сферы. Как и чиновники цензурного ведомства, генерал-губернатор постоянно ожидал каких-нибудь «антиправительственных» заметок и критики, которые, будучи изложены эзоповым языком, могли прятаться в каждой строке польских публикаций. Они не должны были ускользнуть от бдительного ока контролирующего органа.

Такое отношение к службе варшавских цензоров способствовало низкой текучести кадров. Эммаусский был не единственным чиновником, прослужившим в Варшавском цензурном комитете несколько десятилетий. Эта стабильность узкого круга должностных лиц, в свою очередь, вела к тому, что что до революции 1905 года и вышедших после нее законов о печати деятельность государственных цензоров практически не менялась. Протоколы заседаний комитета свидетельствуют о сложившейся на протяжении десятилетий рутине, на которую даже появление в 1890‐е годы современной массовой прессы повлияло мало. Только отмена в 1906 году предварительной цензуры и вступление в полную силу нового законодательства в Царстве Польском, последовавшее после отмены в 1909‐м военного положения, обозначили глубокую цезуру в истории царского цензурного ведомства. Об этом пойдет речь ниже, а для начала необходимо обрисовать трудовые будни этого учреждения в дореволюционные десятилетия, а также выявить критерии, которыми руководствовались цензоры в своих решениях, и тем самым определить, как они себе представляли основные угрозы для государства и каковы были их образы врага.

Члены Цензурного комитета, которых было от восьми до двенадцати человек, с 1870‐х годов еженедельно собирались на общее заседание во главе с председателем. Каждый цензор докладывал о том, что подозрительного он обнаружил, и собравшиеся предлагали решения: вычеркнуть «проблематичные» пассажи или запретить публикацию всего произведения 314. Члены комитета делили между собой растущий объем контрольного чтения, причем обязанности каждого периодически менялись. Можно выделить четыре приоритетных направления, по которым структурировались и протоколы заседаний. Во-первых, комитет занимался зарубежными публикациями, к которым относились и польскоязычные произведения из ближнего зарубежья, прежде всего из Галиции. Здесь Цензурный комитет определял, разрешить ли ввоз той или иной книги. Так же решалась судьба книг, которые уже были опубликованы на территории России, но еще не были ввезены в Царство Польское: комитет должен был оценить, является ли произведение безопасным в свете особой политической ситуации в Привислинском крае.

Вторая – основная – часть работы по предварительной цензуре касалась рукописей, которые авторы из Царства Польского обязаны были представлять комитету на утверждение. Все произведения, предназначенные для печати, – художественные, равно как и научные, тексты, учебники, календари, сборники песен или статистических данных, а также иллюстрации, коллекции открыток и прочие изобразительные материалы – полагалось до отправки в типографию подавать в цензурное ведомство в стандартном виде и ожидать постановления цензоров об отсутствии препятствий к опубликованию. На каждом еженедельном заседании комитета в 1880‐е годы подробно обсуждалось около двадцати польских рукописей, и, как правило, две-три из них целиком или значительными частями падали жертвой цензурного запрета. На протяжении десятилетий объем работы цензоров заметно увеличился. Уже в 1897 году комитету пришлось проработать вдвое больше текстов, а в 1901–1902 годах число поданных произведений выросло еще заметнее.