Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

Тем не менее все эти попытки истребить религиозные структуры и настроения в мусульманских районах потерпели неудачу. Ислам продолжал играть решающую роль в организации общественной и политической жизни [659]. Во многих районах Северного Кавказа мусульмане по-прежнему разрешали споры с помощью нелегальных шариатских судов, часто замаскированных под «комиссии по примирению». Сохраняли свое значение и медресе, где дети обучались летом во время официальных школьных каникул. В государственных школах советские учителя жаловались, что дети-мусульмане отказываются брать в руки учебники, которые они считали атеистическими. Кампания Москвы против чадры и против религиозных праздников также оказалась в целом провальной. Азербайджанские шииты во время священного месяца мухаррам продолжали устраивать религиозные мистерии ( тазия ) и проводить публичные самобичевания, калеча себя тупыми кинжалами и цепями во время процессий траурного дня Ашура [660]. Если местные власти в священные дни организовывали уличные торжества с веселой музыкой, то это постоянно оборачивалось крупными беспорядками с участием тысяч людей. Антирелигиозные провокации вообще встречали яростное сопротивление. Когда советская власть организовала свиноводческое хозяйство в чеченском ауле Дарго, местные жители в течение нескольких часов вырезали все стадо. Подобные конфликты часто имели локальное измерение: они разворачивались между ревностными верующими и местными партийными кадрами. Народные бунты и партизанские вылазки не прекращались на Северном Кавказе на протяжении всего межвоенного периода [661]. Многие из этих акций возглавляли религиозные лидеры, особенно шейхи суфийских орденов (запрещенных, но все равно влиятельных), которые часто объявляли священную войну Москве и сочетали религиозные лозунги с призывами к независимости. В глазах многих мусульман большевизм был просто еще одной формой империалистического доминирования русских.

Таким образом, Константин Уманский, оглядываясь назад, имел все основания для беспокойства. Тогда, летом 1942 года, Кремль опасался волны исламских восстаний на своих южных окраинах, которая в конечном итоге могла перекинуться на обширные пространства Центральной Азии. Более 20 миллионов мусульман Советского Союза, составлявшие около 15 % его населения, грозили превратиться в опасную политическую силу. Когда Германия осенью 1941 года оккупировала Крым, четверть миллиона татар-суннитов оказались под властью нацистов. В начале августа 1942 года вермахт вторгся в населенные мусульманами области Северного Кавказа – прежде всего, в долины Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии. К октябрю немецкие войска были уже на границах Чечено-Ингушской АССР, хотя к Грозному они так и не пробились. За линией фронта, особенно в Чечено-Ингушетии и, в меньшей степени, в Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии, вспыхнули антисоветские восстания, для подавления которых пришлось привлекать значительные силы Красной армии [662]. Во главе решительных и эффективных повстанческих групп зачастую стояли религиозные лидеры – прежде всего последователи кадирийского шейха Курейша Белхороева, которые продержались в горах Ингушетии и Восточной Осетии до 1947 года. Как на Кавказе, так и в Крыму большинство мусульман с энтузиазмом приветствовало конец ненавистной советской власти и принимало немецкие войска с доброжелательностью и надеждой. «Освободители!»,– скандировали местные жители, встречая солдат вермахта. В Крыму мусульмане послали немецкому командованию фрукты и ткани для «Адольфа-эфенди» [663]. На Кавказе немецкие солдаты тоже были поражены теплым приемом, который им оказало местное население [664]. В разведывательном отчете СД о положении на Кавказе отмечалось: если русское и украинское население реагирует на смену власти сдержанно, то горцы-мусульмане карачаевских районов восторженно принимают немцев [665].

Опасения Уманского по поводу эксплуатации ислама немцами также оказались обоснованными [666]. В Германии пресса постоянно ссылалась на давнюю традицию антироссийского сопротивлении на Кавказе и джихад имама Шамиля, которого Deutsche Allgemeine Zeitung превозносила как «проповедника религиозной войны и истребления русских» [667]. На местах немецкие военные власти не упускали возможности представить себя в качестве освободителей мусульман. Стремясь стабилизировать положение в тылу и умиротворить население, немцы активно шли на уступки в области религии, использовали пропаганду, политизировали исламские обычаи и праздники, пытались привлечь к своему правлению религиозные институции. Как на Кавказе, так и в Крыму использование религиозного вопроса стало ключевой характеристикой оккупационной и пропагандистской политики Германии. Как и прочие попытки немцев привлекать ислам для своих нужд, такого рода мероприятия диктовались нуждами войны.

В долгосрочных планах Берлина по освоению восточных территорий мусульманскому населению отводилась небольшая роль [668]. Крым предстояло заселить немецкими колонистами и переименовать в Готенланд; более того, гитлеровский план по германизации полуострова предполагал депортацию всего местного населения. На Кавказе ситуация была иной. Этот регион был захвачен в первую очередь ради доступа к нефтяным месторождениям Майкопа, Грозного и Баку, а также для прорыва на Ближний Восток. Поскольку Кавказ не рассматривался в качестве объекта немецкой колонизации, его место в будущем «новом порядке» оставалось неопределенным. Планы по учреждению гражданской администрации разрабатывались для обеих территорий, однако Генеральный комиссариат Крыма, которым должен был управлять старый партиец из Австрии Альфред Фрауенфельд, так и не был создан: новоявленному гауляйтеру отдали только пять районов на севере – их армия уступила. Строго говоря, эти районы лежали за пределами самого Крымского полуострова, и поэтому Фрауенфельда подчинили его заклятому врагу Эриху Коху, главе рейхскомиссариата Украина. На Кавказе Розенберг также планировал создать рейхскомиссариат, подобный Остланду и Украине. Еще 16 июля 1941 года Гитлер дал согласие на кандидатуру протеже Розенберга Арно Шикеданца в качестве будущего руководителя этой структуры, однако тот так и не получил обещанного поста. Планы бюрократов и экспертов из Берлина создать в упомянутых районах гражданскую администрацию не были реализованы. Столь же неуместными в реальной обстановке оккупационного режима оказались смелые проекты некоторых отделов министерства оккупированных восточных территорий (людей Менде) и министерства иностранных дел (людей Шуленбурга и их протеже среди эмигрантских кругов в Берлине) по созданию национальных советов. Шуленбург даже привлек к этой работе внука имама Шамиля, Саида Шамиля. «Его имя уже олицетворяет программу освобождения Северного Кавказа от власти большевиков»,– с воодушевлением писал дипломат, добавляя, что Шамиль «хорошо известен во всем магометанском мире» [669]. Это не помогло. Поскольку Кавказ и Крым оставались прифронтовыми районами, весь период немецкой оккупации ими управляли военные власти.