Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

ФОТО 4.1. Ураза-байрам в Кисловодске. Парад. 11 октября 1942 г. (источник: Ullstein)

Демонстрация арабской графики в публичном пространстве сама по себе была примечательной. Арабский алфавит, состоявший из священных букв Корана, обеспечивал одну из немногих форм связи между мусульманами СССР, пока коммунистические власти не заменили его принудительно на латинский, а затем и на кириллический, обвиняя противников этих нововведений в религиозном фанатизме [705]. В некоторых исламских регионах СССР советские пропагандисты публично сжигали книги, напечатанные на арабском. Отмена арабской графики вызвала бурное возмущение среди мусульман. В 1920‐е годы оставшиеся муллы Кавказа и Крыма даже призывали к голодовкам в знак протеста против этой политики. Таким образом, буквы Корана, изготовленного из папье-маше, сами по себе выступали знаменательным символом конца советской власти.

Первая, церемониальная, часть торжества состоялась на холме за пределами города. Центральное место в ней отводилось ритуалам молитвы и поминовения. «Они совершают благочестивые молитвы на склоне холма за городом, кланяясь на юг в сторону Мекки»,– сообщал немецкий военный корреспондент.– Кади руководит их молитвой, и они хором повторяют его слова». На деле возглавлял молящихся имам Рамадан, один из высших религиозных авторитетов среди карачаевцев, хотя на церемонии присутствовал и кади Ибрагим, исламский судья этого района [706]. Карачаевцы, длинными рядами, развернутыми в сторону Мекки, стояли на коленях на своих молитвенных ковриках, вслушиваясь в арабские слова. Вторая часть торжеств была откровенно политической. Мусульмане под началом Рамадана неоднократно хвалили и благодарили Аллаха за освобождение, которое принесли Гитлер, «великий вождь немецкого народа», и вермахт. В эмоциональной речи Рамадан упомянул о страданиях горцев-мусульман и мусульман-карачаевцев, которые пали в борьбе против большевизма. Бог послал Гитлера и его армию в качестве освободителей, и каждый карачаевец, по словам Рамадана, «в мечети или семье», преисполнен благодарности и готов упоминать «фюрера, германский народ и его храбрых солдат» в ежедневных молитвах.

Немецким офицерам на этом празднике была отведена ключевая роль. Кёстринга носили на руках и подбрасывали в воздух, в знак признательности и восхищения. Пользуясь моментом, он произнес пропагандистскую речь на русском языке, восхвалив освобождение от советского ига, поблагодарив карачаевцев за доверие и отметив узы, связывающие их с рейхом. Кроме того, Кёстринг объявил об отмене колхозной системы (позже так и не состоявшейся) и мобилизации отряда добровольцев-карачаевцев, готовых сражаться в рядах вермахта. Его речь также опиралась на исторический нарратив о сопротивлении мусульман Кавказа. Кёстринг был весьма доволен своим выступлением. Вспоминая «впечатляющий праздник» после завершения войны, он писал: «Успех был поразительным, радость – неописуемой» [707]. Его помощник Херварт фон Биттенфельд позже отмечал, что Кёстринга принимали как «принца» [708].

Торжества достигли своей кульминации, когда мусульмане дали торжественную клятву в своей решимости сражаться на фронте вместе с германским вермахтом. Военный альянс был подтвержден парадом всадников-карачаевцев с двумя флагами – со свастикой, и зеленым исламским. Нацистская и религиозная символика вновь переплелись. Еще до завершения официальной части мероприятия подобный парад был организован и перед «кладбищем героев» в центре города, в память о погибших в восстании против Москвы. Затем последовал ужин в городском управлении, с танцами и «молитвой шейха Шамиля», вновь напомнившей о местной истории джихада.

Такие празднества стали частью информационной войны, которую вел вермахт. Состав немецкой делегации дает хорошее представление о том, сколь важное значение немецкое военное руководство придавало религиозным торжествам. В этом оно было не одиноко: понимая политическую подоплеку религиозных праздников, Красная армия пыталась не дать отметить Рамадан-байрам (другое название Ураза-байрама). Накануне советские самолеты сбросили листовки, требуя от населения не приходить на торжество и угрожая закончить его градом бомб. В итоге, правда, красные летчики сбросили только одну бомбу, которая упала далеко от центра города и не смогла вызвать панику.

На Кавказе прошла целая серия подобных религиозных праздников, организованных как церемонии освобождения. Вторым по размаху стал Курбан-байрам 18 декабря 1942 года, который отмечали сунниты – балкарцы и кабардинцы – в Нальчике, прежней столице Кабардино-Балкарской АССР. Немцы заняли город менее чем за два месяца до этого [709]. Поскольку речь шла о важнейшем событии, отмечаемом в разгар хаджа, его отметили своим присутствием представители вермахта, желавшие повторить успех кисловодской церемонии и использовать идеальную возможность для демонстрации связи между вермахтом и местным населением, Германией и исламом.

Мусульманская общественность Нальчика под руководством городского головы Селима Зедова, бывшего советского служащего – он принял управление после ухода советских войск, и немцы быстро одобрили его кандидатуру,– за много дней начали подготовку к мероприятию, где должны были участвовать официальные лица рейха [710]. 17 декабря 1942 года конвой, в котором находились генерал-майор Вильгельм Штубенраух, командир по тылу 1‐й танковой армии, Отто Бройтигам, Теодор Оберлендер и другие высокие чины, включая двух генералов и нескольких офицеров отдела пропаганды вермахта, отправился в сторону Нальчика по обледенелым и покрытым туманом дорогам Карачая. На следующее утро гости собрались в большом кинозале Нальчика для празднования Курбан-байрама. Основой мероприятия стала религиозная церемония. На сцене местный кади, кабардинец Ханюков, руководил молитвой. Немцы сидели в первых рядах. «Стоя на коленях и наклонившись вперед, около полусотни видных кабардинцев творили молитвы. Движения священнослужителей были торжественными и выдержанными, а сам религиозный обряд производился с величавой серьезностью»,– вспоминал потом Бройтигам в своих мемуарах [711]. «На нас это произвело большое впечатление»,– добавлял он. Оберландер был того же мнения: в письме жене он отметил, что «магометанская служба очень впечатлила» [712]. Во время торжеств генерал-майор Вильгельм Штубенраух, представлявший Клейста, и Отто Бройтигам вышли вперед и во всеуслышание воздали хвалу союзу мусульман и рейха. Согласно официальному сообщению Бройтигама для Восточного министерства, около 400 мусульман отреагировали на это восторгом и аплодисментами. Представители мусульман поблагодарили немцев за свое освобождение и за предоставленную им возможность снова праздновать Курбан-байрам; они торжественно поклялись в непоколебимой преданности Адольфу Гитлеру. Также они преподнесли немцам подарки, в том числе ковры, одежду и коней для Гитлера, Кейтеля и Клейста. Представители вермахта в ответ дарили не только трофейное оружие, зажигалки и часы, но и миниатюрные издания Корана, что подтверждало уважение Германии к исламу. Торжества продолжались до позднего вечера. Поскольку празднование Курбан-байрама длится четыре дня, немецкая делегация не упустила возможность посетить другой населенный пункт той же местности. На следующий день кортеж отправился в горную деревушку Гунделен, балкарский центр на склонах Эльбруса. Здесь тоже произносились речи и проводились консультации с местными старейшинами [713].