Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

Празднества в Нальчике и Кисловодске стали своеобразной презентацией власти немцев на Кавказе. В обоих случаях в прессе рейха публиковались подробные репортажи. «Об этом торжестве было много разговоров»,– вспоминал Бройтигам после войны [714].

Планы по созданию мусульманских организаций и религиозной администрации, как и намерения бюрократизировать ислам на Кавказе по крымскому образцу, не реализовались из-за краткосрочности оккупации. Немецкие части здесь вскоре были изолированы, поскольку Сталинградская битва пресекла их снабжение. Одновременно находившиеся на юге советские войска, благодаря военному гению генерала Ивана Тюленева, восстановили силы и начали продвигаться вперед. В конце декабря 1942 года Гитлер одобрил отвод своих армий с кавказских гор, чтобы избежать их полного уничтожения. 4 января 1943 года, спустя две недели после празднования Курбан-байрама, Нальчик был отвоеван Красной армией, а через несколько дней Кабардино-Балкарию покинули последние немецкие танки. И хотя немецкая оккупация Кавказа продлилась недолго, она стала, пожалуй, самой энергичной попыткой Берлина позиционировать себя как защитника ислама на Восточном фронте. В Крыму же, напротив, немцы работали с исламом более продолжительно, продуманно и согласованно.

Осенью 1941 года немецкие и румынские войска под командованием генерала Эриха фон Манштейна вторглись в Крым [715]. В сентябре они достигли Перекопского перешейка и вскоре завоевали весь полуостров, за исключением Керчи, которая пала после тяжелых боев в мае 1942 года, и Севастополя, одной из сильнейших крепостей в мире, которую взяли штурмом после долгой осады в июле 1942 года. Вермахт при содействии СС (особенно айнзацгруппы D, которую возглавлял Отто Олендорф, а с июля 1942 года – Вальтер Биркамп) почти два с половиной года жестоко и хищнически управлял Крымом – до начала мая 1944 года, когда последние немецкие части на полуострове сдались Красной армии. Примерно 250 000 татар-суннитов, которых немцы надеялись привлечь на свою сторону в качестве коллаборационистов, составляли почти 25 % населения полуострова. Они в основном проживали в горных районах, а также в таких крупных городах, как Бахчисарай, Ялта и Симферополь (до XVIII века последний был известен как Акмесджит, от Ак Месджид , «Белая мечеть») [716].

Стремясь завоевать поддержку мусульман, немецкое командование вскоре начало предоставлять им множество религиозных прав и поблажек. Сразу после вторжения Манштейн приказал солдатам с уважением относиться к исламу. В своем печально известном приказе от 20 ноября 1941 года, предписывающим «уничтожить раз и навсегда <���…> еврейско-большевистскую систему» и ставшим одним из ключевых документов, за который генералу пришлось отвечать на Нюрнбергском процессе, Манштейн призывал войска хорошо обращаться с мусульманским населением, привлекая его к сотрудничеству: «Необходимо требовать уважения к религиозным обычаям, особенно к обычаям магометанских татар» [717]. В терминах «мусульманские татары» и «магометанские татары» нет ничего необычного, так как немцы часто идентифицировали татар не только этнически, но и по религиозному признаку. Два месяца спустя в инструкции для военных объяснялось, что татары – набожные мусульмане и что ислам должно уважать [718]. Курс на благоприятствование татарам, проводимый Манштейном, поддерживал Вернер Отто фон Хентиг, к тому времени ставший офицером связи между МИДом и 11‐й армией [719]. Хентиг был страстным сторонником поощрения крымских татар и ислама в целом. В письме, которое он отправил военно-полевой почтой своему старому наставнику Максу фон Оппенгейму в конце 1941 года, Хентиг хвастался тем, что армия в Крыму уделяет «самое пристальное внимание <���…> мусульманской проблеме» [720]. Весной 1942 года он предупреждал о том, что немецкая политика в отношении крымских мусульман повлияет на позиции Германии во всем исламском мире: на Кавказе, в Турции, арабских землях, Иране и даже Индии [721]. Манштейн был убежден, что предельно уважительное отношение к религиозным практикам – ключ к обеспечению сотрудничества со стороны татар. Свою мысль он разъяснил в интервью корреспонденту National-Zeitung в августе 1942 года: «Сегодня татары приветствуют освобождение от Москвы, прежде всего потому, что сбрасывание оков позволило им свободно исповедовать исламскую веру» [722].

Действительно, военная администрация Крыма отмечала, что религиозная жизнь «особенно активно» развивается среди мусульманского населения [723]. Согласно наблюдениям немецкого офицера, сделанным в марте 1942 года, даже молодое поколение, которое при советской власти теряло интерес к вере, вновь следует религиозным обычаям и установлениям. «Татары – магометане и вообще относятся к своей религии серьезно, избегая, впрочем, фанатизма» [724]. Год спустя в официальном докладе отмечалось, что, «в отличие от православных христиан, среди татар участие молодежи в религиозной жизни возрастает, особенно в деревнях» [725].

Заняв Крым, немцы вскоре вернули религиозные праздники как еженедельного, так и годового цикла. 30 марта 1943 года командующий войсками вермахта в Крыму официально распорядился считать пятницу выходным днем для мусульман [726]. А с 14 августа 1943 года по приказу командования особые дни отдыха предоставлялись мусульманскому населению на все большие исламские праздники. По всему полуострову 19 марта отмечали Мавлид, 1 октября – окончание Рамадана, 8 декабря – Курбан-байрам, а 28 декабря – исламский Новый год [727]. В Симферополе немцы готовили Рамадан с особым размахом, так как в нем приняли участие добровольцы-мусульмане, которые сражались в германской армии. Религиозные ритуалы и праздники постоянно политизировались; фактически само их «возвращение» было политическим жестом. Отчеты немцев свидетельствуют о благодарственных молитвах и призывах к Аллаху, в которых упоминались вермахт и Гитлер [728]. По крайней мере в одном случае был организован праздник, который включал не только молитвы и публичные заверения в верности оккупационным властям, но и массовый обряд обрезания: «Необходимо подчеркнуть, что обрезание 50 детей было разрешено СД по соображениям политической целесообразности»,– сообщал офицер вермахта [729]. В некоторых районах мусульманские лидеры даже начали собирать деньги для Гитлера [730].

Наверное, самое значительное изменение в религиозной жизни мусульман касалось восстановления и возобновления деятельности мечетей и молитвенных домов, закрытых при советской власти [731]. «С минаретов татарских сел муллы снова призывали верующих на молитву»,– вспоминал после войны Херварт фон Биттенфельд [732]. В Берлине Геббельс с удовлетворением записал в своем дневнике 30 января 1942 года: «После того как татарам снова позволили возглашать религиозные песнопения со своих минаретов», они оставили свои изначальные опасения относительно вермахта. «Стоит подчеркнуть, насколько важной здесь оказалась разумная эксплуатация религиозного вопроса» [733]. К марту 1943 года на полуострове вновь открылись пятьдесят мечетей [734]. Некоторые источники называют более значительные цифры, указывая, что только в 1943 году были восстановлены 150 мечетей, а также открыты 100 временных молитвенных домов, которыми управляли в общей сложности 400 мусульманских священнослужителей [735]. Разрешая или даже поддерживая восстановление мечетей, немецкие чиновники однозначно политизировали значение этих зданий. Практически сразу минареты и мечети стали использоваться в немецкой военной пропаганде.