Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

Немцы отлично понимали, что восстановление должности крымского муфтия создаст новую и мощную политическую фигуру. Опасаясь политической активности среди татар, армейское начальство видело в избрании высшего мусульманского священнослужителя немалый риск. В Берлине мольбы о восстановлении муфтията сначала пропускали мимо ушей. Но потом обострявшаяся конкуренция стран Оси и антигитлеровских держав за то, чтобы представить себя в качестве друзей ислама, заставила немцев скорректировать позиции. В октябре 1943 года, когда советское правительство, в рамках смягчения антирелигиозной политики, открыло муфтият в Ташкенте [Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана.– Прим. пер. ], Восточное министерство наконец выдвинуло предложение о создании крымского муфтията [789]. В ноябре Рихард Корнельсен, сотрудник политического управления министерства оккупированных восточных территорий (управление тогда возглавлял Готтлоб Бергер), написал по этому вопросу меморандум, в котором говорилось:

Чтобы эффективно противостоять большевизму, который, как показывают последние события, также стремится завоевать влияние в исламском мире, крайне важно активно использовать все имеющиеся в нашем распоряжении средства противодействия. Следует немедленно объявить избрание ташкентского муфтия недействительным и разоблачить Сталина на том основании, что антирелигиозный еврейский большевизм не имеет морального права – учитывая то, как он обращается с мусульманами Советского Союза,– представляться другом или покровителем ислама; кроме того, нужно заявить, что этот муфтий лишь марионетка в руках Москвы, а нынешняя сталинская политика в отношении ислама является лишь продолжением фарса, начатого в 1917 году [790].

Предложенный Корнельсеном проект муфтията выходил далеко за пределы Крыма – дела полуострова вписывались в более широкий контекст ислама в Советском Союзе. Обоснованием проекта выступало не умиротворение Крыма, а использование ислама на всех фронтах войны. По мнению Корнельсена, наиболее эффективным ответом стал бы съезд уважаемых мусульман, представляющих Крым, Кавказ, Туркестан и Волго-Уральский регион. На нем чиновник рекомендовал торжественно утвердить в должности крымскотатарского муфтия, который будет избран заранее. Конгресс следует провести в Берлине, максимально использовав его в пропагандистских целях. В качестве гостей предполагалось пригласить представителей мусульман с территорий за пределами Советского Союза. Бергер отреагировал на проект одной из своих печально известных пометок на полях: «Согласовано» [791]. Виза Бергера, который сохранил за собой пост начальника Главного управления СС, могла быть истолкована как одобрение со стороны СС.

План учреждения крымского муфтията был в скором времени представлен вермахту. В своем меморандуме Восточное министерство утверждало, что этот институт укрепит позиции Германии на полуострове, а это больше всего волновало армейское командование в Крыму. В документе подчеркивалась также заинтересованность Германии в том, чтобы «иметь на посту муфтия благонадежного человека», которого можно использовать «для воздействия на татарское население» [792]. Более того, муфтию предстояло противостоять сталинской пропаганде: «Избрание крымскотатарского муфтия может впоследствии стать отправной точкой для пропагандистской борьбы со сталинской политикой в отношении ислама». В конечном итоге проект отсылал к идее масштабной панисламской мобилизации, объясняя, что «выборы муфтия будут иметь огромное политическое и пропагандистское значение, влияя как на Советский Союз, так и на Ближний Восток». Отталкиваясь от хорошо известной симпатии Гитлера к мобилизации мусульман, авторы меморандума также упоминали о «желании фюрера идти навстречу магометанским народам». Меморандум фактически не оставлял места для возражений. Его заключительная часть включала некоторые практические советы. Чтобы не усложнять процесс, вопрос о вакуфе предлагалось не увязывать с учреждением муфтията. Правом избирать муфтия следует наделить только руководителей мусульманских комитетов, глав религиозных советов и всех членов религиозного отдела Симферопольского комитета. Вермахту необходимо контролировать этот процесс. Восточное министерство даже подобрало подходящего кандидата на пост муфтия: это был Ахмед Озенбашлы.

Однако кандидатура Озенбашлы оказывалась практически непроходной [793]. Этот беззастенчивый карьерист был на первых ролях во время потрясений революции и гражданской войны, а затем, при советской власти, работал на различных ответственных постах. Однако вскоре он впал в немилость начальства и провел некоторое время в тюрьме и лагере. Когда немцы вторглись в Советский Союз, он работал врачом недалеко от Харькова. Стремясь сделать карьеру в освобожденном от советской власти Крыму, он перебрался в Симферополь и скоро стал весьма влиятельной фигурой в центральном мусульманском комитете. Впрочем, его планы были куда более амбициозными. Хотя Озенбашлы и не получил религиозного образования, он стал претендовать на пост муфтия, активно воплощая свой план. Однако военные власти Крыма следили за его деятельностью с нарастающим подозрением. В конце концов попытки Озенбашлы расширить область полномочий мусульманских комитетов, включив туда политические вопросы, разозлили СД. Опасаясь ареста, этот деятель сбежал из Крыма в начале октября 1943 года и направился в Одессу, откуда с помощью румынской тайной полиции уехал в Бухарест. И хотя побег не помешал чиновникам Восточного министерства вновь упомянуть его имя, военная администрация теперь испытывала куда меньше энтузиазма по поводу как этой конкретной кандидатуры, так и всего плана в целом.

Вермахт опасался, что муфтият станет очагом политической деятельности, и поэтому весьма резко отреагировал на проект Восточного министерства. «Создание регионального правительства на магометанской основе и образование великого муфтията в Крыму не рассматривается. Никаких планов в этом направлении не строится, поскольку они означали бы разрыв с проводимой до сих пор политикой»,– писали военные [794]. Вермахт опасался неконтролируемой политической деятельности, отметив, что «в последнее время татары обнаруживают крайнюю неустойчивость». В военных кругах предложение Восточного министерства вызвало тревогу, заставив в авральном режиме обсуждать ситуацию [795]. Армейские офицеры на местах мало доверяли подобным схемам, особенно принимая во внимание «ненадежность Озенбашлы и его товарищей» [796].

СС не придерживались четкой позиции по этому вопросу. Возможно, не подозревая об одобрении муфтията со стороны Бергера, некоторые представители СС в Крыму также высказывали свои опасения. «Вопрос муфтията в настоящее время отошел на задний план»,– сообщалось в отчете СС от 2 февраля 1944 года. В ряду более насущных проблем в том же документе указывались масштабная эвакуация татар с контролируемой партизанами территории в крымских предгорьях, а также их массовый призыв в немецкую армию [797]. Тем не менее в некоторых структурах СС вопрос о муфтияте продолжали обсуждать. 5 марта 1944 года гауптштурмфюрер СС Штекер, отвечавший в СД за крымскотатарские вопросы, в сопровождении офицеров СС из отдела пропаганды посетил Вальтера Шумана, городского комиссара Симферополя, чтобы обсудить идею крымского муфтията [798]. Однако Шуман высказал сомнения по поводу этого плана. У вермахта были более насущные проблемы, поскольку Красная армия вернулась на полуостров, а немцы отступали.