Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

ФОТО 7.2. Молитва новобранцев-мусульман дивизии СС «Ханджар». Учебный полигон Нойхаммер, Силезия, 1943 (источник: BAK, изображение 146–1977–137–20, Falkowski)

Немецкое командование также принимало во внимание исламские пищевые запреты. В своем распоряжении от 1942 года Нидермайер гарантировал, что вермахт будет уважать пищевые обыкновения своих солдат, в частности неприятие ими свинины [1194]. В СС диетические потребности мусульман удовлетворялись с еще большим рвением. Гиммлер, лично участвовавший в решении этого вопроса, в июле 1943 года приказал Бергеру выяснить, «чего именно ислам требует от своих солдат в отношении провизии», отметив, что он лично готов гарантировать соблюдение религиозных требований [1195]. Несколько дней спустя Бергер сообщил Гиммлеру, что солдаты должны воздерживаться от свинины и алкоголя [1196]. Рейхсфюрер отреагировал незамедлительно, сделав следующее указание: «Все мусульмане в войсках СС и полиции имеют, согласно их религиозным верованиям, особое право не получать в пищу свинину или содержащие свинину колбасные изделия, а также не пить алкоголь. Сопоставимая альтернатива должна быть гарантирована в каждом случае» [1197]. СС даже открыли курсы мусульманской кухни под Грацем, в Южной Австрии [1198]. Как подчеркивал Гиммлер, целью этих поблажек было укрепление морального духа мусульман, хотя они имели и пропагандистское значение.

Сами рекруты-мусульмане не всегда разделяли озабоченность немцев по поводу исламских пищевых запретов. Большинство правоверных с восточных территорий, например, употребляли алкоголь; это отражено в архивных документах. Зато балканские мусульмане, напротив, отличались строгостью привычек. «Они больше боялись пустой консервной банки из-под свинины, чем ручной гранаты»,– писал после войны о мусульманах дивизии «Скандербег» немецкий солдат [1199].

В конце концов Берлин даже снял запрет на ритуальный убой скота [1200] – практику, которая была запрещена (за исключением случаев убийства смертельно раненных зверей) по закону «О защите животных» ( Reichstierschutzgesetz ) от 21 апреля 1933 года, продиктованному немецким антисемитизмом [1201]. Во время битвы за Францию в 1940 году имперская пропаганда еще использовала ужасные фотографии, где режущие скот военнопленные-мусульмане выглядели кровожадными дикарями [1202]. Но уже в 1943 году Хайгендорф рекомендовал немецкому персоналу Восточных легионов терпимо относиться к ритуальному забиванию скота [1203]. Хотя, согласно его пояснениям, «у магометан свой взгляд на забой крупного рогатого скота, который кажется немцам отвратительным», немецким офицерам все же предлагалось «избегать преждевременных, несправедливых и резких суждений» на этот счет. Наконец, 6 февраля 1944 года объединенное командование вермахта приказало генералу Кёстрингу, возглавлявшему добровольческие соединения, полностью приостановить действие закона «О защите животных» применительно ко всем солдатам-мусульманам в германской армии:

Религиозная забота о мусульманах в вермахте является важной составляющей антибольшевистской антипропаганды [ sic ]. Магометанские празднества требуют ритуального убоя жертвенных животных. Важно не оскорблять магометанские подразделения применением закона, который принимался в то время, когда нельзя было предвидеть появления магометанских частей в вермахте. Соответственно, магометанским частям, действующим в немецкой армии, разрешается убивать животных согласно их обычаям и установлениям [1204].

Прежде чем издать это распоряжение, вермахт запросил одобрения со стороны Гиммлера. Сотрудник штаба рейхсфюрера дал следующий ответ: «До сих пор считалось само собой разумеющимся, что никто не вмешивается в религиозные обычаи и установления магометанских частей СС и поэтому ритуальный убой был в них также с легкостью разрешен» [1205]. Действительно, эсэсовское командование относилось к ритуальному забою скота с полной терпимостью, хотя подобная практика и вызывала некоторое смущение на низовых уровнях. В январе 1944 года, например, печально известный Вильгельм Коппе, высший руководитель СС и полиции в Генерал-губернаторстве, направил в Главное управление СС запрос по поводу предоставления мусульманам права на ритуальный убой животных. С одной стороны, высокопоставленный эсэсовец признавал, что мусульмане пользуются «широкой свободой вероисповедания» и что убой «является священным деянием для магометан» [1206], однако, с другой стороны, его тревожило, что «ритуальный убой не может быть оправдан с точки зрения национал-социализма» [1207]. Главное управление СС немедленно прислало ответ, дав однозначные инструкции: «Нет никаких тактических, политических или военных оснований, препятствующих ритуальному убою скота в тюркских частях, тем более намерений превратить магометан в национал-социалистов [у властей рейха] не имеется» [1208].

Как и в случае с пищей, немцы принимали во внимание исламские традиции – по крайней мере как они их себе представляли – в одежде, включая униформу и эмблемы. Когда вермахт ввел специальную символику для восточных легионов, знаки отличия мусульманских частей отражали религиозную иконографию. Ярким примером этого стали нарукавные нашивки Туркестанского легиона, украшенные надписью «Аллах с нами» ( Biz Alla Bilen ) и изображением известной самаркандской мечети [1209]. На нашивках и знаменах «Ханджара» была изображена короткая сабля-ятаган, которую боснийцы связывали с эпохой османского и австрийского правления и которая дала дивизии ее название [1210]. Ханджар располагался над свастикой: сочетание нацистской и исламской символики отражало союз двух сил. Позже эмблемы «Ханджара» были также нашиты на воротники мундиров Восточнотюркского соединения СС [1211]. Флаги и эмблемы различных подразделений были полностью или частично окрашены в зеленый цвет.

На Балканах эсэсовцы пошли еще дальше, разработав для своих новобранцев-мусульман специальные головные уборы. Отличительным знаком солдат «Ханджара» стала феска – серая для полевой формы и красная для парадной [1212]. Феска, позволявшая лбу касаться земли во время молитвы, стала отличительным вещественным символом ислама в XIX веке [1213]. В течение столетия она распространилась по всему мусульманскому миру, и к концу века даже индийские мусульмане начали носить феску, демонстрируя панисламскую солидарность с османским халифатом. В религиозно разрозненных балканских обществах головной убор стал четким маркером конфессиональных границ. Этим вопросом Гиммлер также занимался лично, участвуя в разработке каждого элемента обмундирования мусульманской дивизии. Изучив черновые проекты, он потребовал внести изменения, сославшись на то, что форма и цвет боснийских фесок слишком напоминают марокканские [1214]. Гиммлер приказал «перекрасить и немного обрезать эти фески», поскольку, по его словам, «внешние признаки чрезвычайно важны для консолидации дивизии». В итоге фески были украшены нацистским орлом и эсэсовским черепом со скрещенными костями, что опять-таки символизировало союз между Третьим рейхом и исламом.