Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

Главной задачей имамов в вермахте и СС было поддержание дисциплины и боевого духа. Религиозный авторитет военных имамов часто использовали при разрешении правовых споров или наложении дисциплинарных взысканий. Священнослужители должны были обеспечивать приговорам религиозную состоятельность и легитимность. В своих общих указаниях на тему военного судопроизводства в магометанских частях от 15 мая 1943 года Хайгендорф рекомендовал консультироваться с муллами по «всем сложным случаям, касающимся уголовного права», причем это предлагалось делать до вынесения какого-либо решения [1232]. Хорошо осознавая свои новые религиозные права, солдаты-мусульмане иногда пытались использовать религиозные аргументы, чтобы избежать наказания за тот или иной проступок. Например, в мае 1943 года мусульманский легионер, жульничавший со своей расчетной книжкой, поклялся на Коране и своем знамени, что невиновен [1233]. Когда, чуть позже, его вина все же была доказана, разъяренный Хайгендорф отметил, что «легионер, ради обоснования своей лжи, не остановился перед тем, чтобы надругаться над самым священным мусульманским символом». Впрочем, контроль над военным судопроизводством оставался в руках немцев, которые не всегда охотно соглашались с приговорами, основанными на исламских законах. Однажды офицер-мусульманин казнил тюркского новобранца, уличив его в преступлении, предусмотренном параграфом 175 Уголовного кодекса Германии, который запрещал гомосексуализм и сексуальные контакты с животными. (Вероятно, в данном случае имело место именно второе, поскольку, согласно отчету, был расстрелян только один человек.) Офицер утверждал, что «мусульманская вера и традиционный закон» требовали именно такого сурового наказания [1234]. Немцы посоветовались и с батальонным имамом, который утвердил смертный приговор. Однако армейское управление ( Heeresfeldjustizabteilung ) отказалось признавать вынесенное решение; с точки зрения этого ведомства, офицер произвел самосуд. В СС, как и в вермахте, тоже предпринимали попытки сочетать исламское и германское военное судопроизводство. В мае 1944 года в Главном управлении СС было подготовлено предписание, согласно которому солдат-мусульман Восточнотюркского соединения СС должны были судить, «по крайней мере формально», их собственные судьи – это называлось «судопроизводством в соответствии с исламом» [1235]. Но в «Ханджаре» Зауберцвейг не стал заходить столь далеко: он ограничился приказом о том, чтобы имамы беседовали с правонарушителями-мусульманами с целью «повлиять на них морально» [1236].

Со временем контролирующие функции имамов укреплялись. Имам Малкоч сыграл главную роль в подавлении бунта в Вильфранше-де-Руэрг осенью 1943 года, убедив новобранцев-мусульман направить оружие против его зачинщиков [1237], а главный имам Восточнотюркского соединения СС Нуреддин Намангани вел для немцев допросы мятежников Алимова после подавления декабрьского бунта 1944 года [1238]. Кстати, позже аль-Рашид сообщал о том, что это подразделение, на которое «в значительной степени повлияли муллы и особенно главный мулла», снова стабилизировалось [1239]. СС также пытались использовать имамов для контроля и надзора над военнослужащими. В «Ханджаре» дивизионный имам должен был регулярно представлять Зауберцвейгу отчеты, сообщая ему о моральном духе личного состава, имамов и гражданского населения [1240]. Летом 1944 года, например, дивизионный имам «Ханджара» переслал в штаб два донесения от имама небольшого подразделения – чтобы показать начальству настроения мусульманских солдат СС, сражавшихся в районе Мостара [1241]. По крайней мере с весны 1944 года имам каждой части «Ханджара» был обязан готовить ежемесячные отчеты для немецкого командования [1242].

Вероятно, самой важной обязанностью военных имамов было ведение пропагандистской работы. Как говорил Хайгендорф своим немецким офицерам, муллы, если обращаться с ними должным образом, «станут, несомненно, наилучшей опорой в обучении наших легионеров» [1243]. В программном заявлении оперативного штаба 162‐й пехотной дивизии, адресованном всем легионным и батальонным муллам в мае 1943 года, мулла Джумабаев подчеркивал: «Необходимо, чтобы мы сопровождали нашу молодежь в бою и поощряли ее усилия победить врага, чтобы мы сами осваивали воинские навыки и лично демонстрировали отвагу во всех ситуациях» [1244].

В своих попытках превратить новобранцев-мусульман в политически мотивированных воинов эсэсовцы надеялись на пропагандистские способности имамов. 19 мая 1943 года Бергер издал директиву об «идейно-духовном воспитании мусульманской дивизии СС», где военные имамы «Ханджара» назывались наиболее важными распространителями политико-религиозной пропаганды [1245]. Агитаторам предлагалось акцентировать внимание на «общих врагах» немцев и мусульман, в качестве которых перечислялись «иудаизм», «англо-американизм», «коммунизм», «масонство» и «католицизм (Ватикан)», а также на предполагаемых общих идеалах, в том числе на воинственности, моральности и традиционализме. В документе Бергер также касался природы взаимоотношений между исламом и национал-социализмом, опираясь на понятие «народности» ( völkisch ). «У нас нет намерения найти синтез ислама и национал-социализма или навязать национал-социализм мусульманам»,– подчеркивал он. Вместо этого, согласно Бергеру, национал-социализм следовало рассматривать как «подлинно народное ( völkisch ) германское мировоззрение», в то время как ислам нужно было воспринимать как «подлинно народное ( völkisch ) арабское мировоззрение». Мусульмане Балкан с «народно-расовой точки зрения» являются частью германского мира, оставаясь идеологически частью арабского мира. «Благодаря развертыванию мусульманской дивизии СС, таким образом, впервые устанавливается открытая и честная связь между исламом и национал-социализмом, или, точнее, между арабским и германским миром: в смысле крови и расы на эту дивизию влияет Север, а в смысле идеологии, напротив, Восток»,– утверждал Бергер [1246].

Пропагандистской работой имамов «Ханджара» управлял специальный отдел политического и идеологического воспитания. Руководил им офицер «Ханджара» Генрих Гезе, бывший школьный учитель, а затем, когда дивизия вернулась на Балканы – Эккехард Вангеман, мекленбургский пастор. Это учреждение занималось всеми политическими и культурными вопросами, включая ислам [1247]. Вангеман, старый партиец, относился к своей работе особенно серьезно. 8 апреля он вызвал всех имамов и командиров дивизии в школу, находившуюся рядом с джума-мечетью города Брчко [1248]. Речь, с которой Вангеман выступил перед аудиторией, не оставляла никаких сомнений в той ключевой роли, которую ислам играл в пропагандистской работе в дивизии [1249]. «Абсолютно ясно, что политические интересы национал-социализма и ислама в значительной степени совпадают и, более того, их идейные основы зиждятся на одном и том же фундаменте». Дивизия, недвусмысленно заявлял Вангеман, не просто военная часть на Балканах: у нее есть «высшее политическое предназначение – ей предстоит выстроить мост, соединяющий Европу с мировым исламом ( Weltislam) ». Каждый имам получил подробные инструкции по поводу этой высшей цели. Абсолютно необходимо, подчеркивал Вангеман, чтобы немецкие офицеры поддерживали имамов в их стремлении «воспитывать из солдат добрых мусульман». Аналогичным образом дивизионная «Служебная инструкция для имамов» 1944 года объясняла духовным лицам, что «национал-социализм и ислам близки в своих идеологических основах» [1250]. «Имам – попечитель ислама в дивизии. Он должен раскрывать сильные стороны религии, тем самым побуждая личный состав становиться хорошими эсэсовцами и образцовыми солдатами». Командование «Ханджара» держало пропагандистскую деятельность имамов под жестким контролем. За духовное попечение отвечал дивизионный имам, а пропагандистскую работу среди личного состава контролировали Зауберцвейг и Вангеман. Они постоянно инструктировали имамов по идеологическим вопросам [1251].