Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953

— Верна-а! Давай, Ведун! Жми!

— Отсюда проистекает мое, товарищи дорогие, предложение: от каждых, положим, сорока крестьянских хозяйств выделить уполномоченного, которому крестьяне бы доверяли, а не из города. Пусть уполномоченный соберет какие никакие излишки, а потом сопровождает их до места, чтоб из рук в руки. Тогда народ будет спокоен и зерно прятать не станет. То же и бульбу. За это я и предлагаю голосовать.

Ведун не успел сойти с трибуны, как в президиуме вскочил представитель Наркомпрода товарищ Рафаильский, простер руку, выкрикнул:

— Товарищи! Тут товарищ выступающий предлагает вам как бы объявить недоверие соввласти рабочих и крестьян! Более того — недоверие партии большевиков, приведшей страну к победоносной социалистической революции, ведущей мир к величайшей мировой революции, которая окончательно избавит все человечество от пут эксплуатации, от империалистических войн, голода, нищеты, бесправия, безграмотности и прочих пороков старого, умирающего мира! Вдумайтесь, что здесь говорил этот товарищ, к чему он призывал, и вы проникнетесь большевистским негодованием! Вот до чего можно договориться, если оторваться от партии, от рабочего класса, от трудящихся масс! Это есть несомненный удар в спину соввласти, нашей партии! Да, товарищ Ленин выдвинул такое предложение относительно излишков и контроля на местах со стороны самих же крестьян! Но что это значит? Это значит не недоверие по отношению к партии и соввласти со стороны трудящихся крестьян, особенно его беднейших слоев, а наоборот, высочайшее доверие партии и соввласти по отношению к трудящимся крестьянам, его беднейшим представителям, которым доверено самим собирать излишки, производить самообложение налогом и прочие инициативы! Да, именно так, а не иначе!

Рафаильский взмахнул рукой, пенсне (так называются такие очки без дужек, вспомнил Касьян) соскочило с его носа и повисло на шнурочке.

В зале засмеялись. Но не злобиво.

Рафаильский водрузил пенсне на место, огладил поседевшую бороду, внимательно посмотрел в зал, выискивая тех, кто смеялся, после чего заговорил спокойно и назидательно, будто бухал в чугунный колокол. Он то и дело поправлял пенсне, вдавливая его указательным пальцем в толстую переносицу, вытирал платком уголки полных губ, в которых скапливалась слюна, делал глотательное движение шаровидным кадыком, иногда разрывая слова на части, но ни разу не сбился: оратором был опытным.

— Повторяю: да, па-артия доверя-яет крестья-янам сами-им организовать дело помощи голодающим Поволжья, — вдалбливал оратор слова в бритые головы военных и в лохматые бороды крестьян. — И самим же доставить эту помощь по месту назначения. Это есть факт вы-со-чай-ше-го доверия, которое должен ценить каждый сознательный крестьянин, благодарить за это партию и товарища Ленина. А товарищ… Простите, фамилию не расслышал… Товарищ Ведун? Не так? Ведуновский?.. А товарищ Ведуновский все поставил с ног на голову и предлагает еще за это голосовать. Это есть чистейшей воды оппортунизм и контрреволюция! Так поступают только предатели-меньшевики, которые на словах за революцию, за власть пролетариата, а на деле организуют восстания против соввласти, истребляют сознательных пролетариев как у нас, в рэсэфэсээр, так и за кордоном, о чем здесь я уже докладывал. Я убежден, что ваша партийная организация, сплоченная вокруг большевистского Цэка и товарища Ленина, как вождя мирового пролетариата, тщательно разберется с товарищем Ведуновским… Да-да, я теперь припоминаю… как же… Ведуновский… читал в газетах. Я в то время, товарищи, находился, как уже докладывал вам, в Сибири и решал там по поручению Цэка продовольственные вопросы, и со всей ответственностью могу заявить, что сибирские крестьяне так не рассуждают, они не отделяют себя от партии и рабочего класса, а если кто и пытается поссорить крестьян с большевиками и соввластью, то с ними у нас разговор короткий. Ведуновским не место в наших рядах! Вот об этом и надо вести речь, за это и надо голосовать! — закончил Рафаильский, решительно разрубив перед собой воздух сжатым кулаком, обтер губы, вдавил пенсне в переносицу, победно оглядел зал и сел.

Передние ряды захлопали, захлопал было и Касьян, которому показалось, что Рафаильский тоже объяснил все правильно, но тут же хлопки оборвались: зал гудел встревоженно и недовольно, с задних рядов неслись выкрики, видно было, как кое-где размахивают руками спорщики. И даже кулаками. То там, то здесь в передних рядах поднимались военные, пристально вглядывались в задние ряды, но это не действовало умиротворяюще, а, похоже, лишь распаляло собравшихся.

Ведун, молча стоявший до этого на приступках возле трибуны, вернулся за нее, поднял руку, призывая к тишине. И зал постепенно затих на высоких нотах, готовый взорваться каждую секунду.

— Веселого товарища нам прислали из Сибири! — тоненьким голосом воскликнул Ведун.

Зал оживился, сбрасывая с себя накопившееся напряжение, а Касьян вздохнул с облегчением, увидев, что грозные слова Рафаильского Ведуна совсем не испугали, а это значит, что Ведун рассуждает правильнее, чем бывший аптекарь. Ведун же, выдержав паузу и дождавшись тишины, продолжал насмешливо:

— Он, этот сибирский товарищ, видать, товарища Ленина читал в поезде, а там, знамо дело, тряско, буковки перед глазами прыгают, и в голове у товарища все порастряслось… Да и сибирскую деревню он, судя по всему, только из окошка видал и дальше волкома не захаживал, а в прежние времена стоял за прилавком в одной из смоленских аптек — тоже не за плугом ходил.

Зал откликнулся коротким хохотком и тут же задавил его, подавшись к Ведуну.

— Эва чего придумал: Ведуновский — контра! А когда я с белыми у боевого командарма товарища Миронова воевал, где был этот прыткий товарищ? Небось, за бабий подол держался да портки менял кажный божий день, потому что положение тогда было оч-чень даже сомнительное. Знаем мы таких прытких. Навидались. Еще вчера в меньшевиках да эсерах ходили этакими гоголями, а нынче гля-кось: первейшие большевики! И все у них в контрах ходят, все у них против советской власти, особливо крестьянского сословия, и ежли, к тому же, в рот этим товарищам не заглядывают. А товарищ Ленин что сказал? Он сказал: мы теперь поворачиваемся лицом к деревне, к крестьянину то исть. Вот что сказал товарищ Ленин, как он есть вождь нашей партии. А товарищ, который то в Сибири, — эва откудова его принесло! — то на Кубани, то теперь у нас, на Смоленщине, этот прыткий товарищ учит крестьянина уму-разуму, поворачивается к крестьянину лицом, когда в брюхе подведет, а как брюхо набил, так сразу норовит зад показать. Это, как я понимаю, похуже всякого меньшевизма будет…