Михаил Булкаты - Живой обелиск

— Нет, великий хан! — отрезал он коротко.

— Что — нет? — удивился Тохтамыш.

— Мы не будем вместе защищать Дайран.

Верхняя губа Тохтамыша искривилась.

— Почему не будем, если этого хочет сам аллах?

— Горы не захотят! Они не терпят чужих!.. Боюсь, что они тебя не поймут и беда придет раньше, чем к воротам подступит хромой.

Заерзавший на подушках Тохтамыш вспомнил дымящиеся вершины и каменные валы, нагроможденные над обрывами. «О шайтан, он зажег все вершины гор и натянул между ними узкие ущелья, как тетиву! Не затем ли аланский вождь врезался клином в ворота, чтобы в тяжелый час переметнуться к тому, кто сильнее?.. Или этот хитрец хочет сразиться у своих ворот с хромым?.. А знает ли шайтан, что будет после того, как он прогонит хромца от своих ворот? Если, конечно, прогонит!.. Знает ли он, что хромой вор умеет отступать, и, чтобы избавиться от него, надо его убить! Знает ли он, что хромой шакал отступает лишь затем, чтобы кинуться снова? А куда кинет свои войска хромец от Аланских ворот?.. Знает этот шайтан, все знает, потому и держится так смело! О аллах, не отврати свое всевидящее око от хана Тохтамыша, приумножившего победы своего великого предка непобедимого Саин-хана, сына Джучи, сына величайшего Чингиза!»

— Мой брат хорошо говорит на языке великого пророка, — вдруг сказал Тохтамыш.

— Три года я был в неволе у арабов. Там я научился разговаривать на языке пророка Мухамеда и еще научился высасывать воду из недр пустыни.

— Арабы трусы и хвастуны. Они не умеют обращаться с невольниками. В великом городе Бату-сарае не нужно выкачивать воду из недр земли. Там волны Итиля плещутся, как бесчисленные туманы моего победоносного войска, когда они вступают в бой. Но есть другие зрелища, посмотреть которые по милости аллаха сможет мой брат.

Это был намек на расплату за дерзость, но Еухор сказал:

— О великий хан, я давно мечтаю полюбоваться сказочным городом Бату-сараем, но мечта остается мечтой. Угостим кумысом друг друга после победы над хромым, а сейчас пусть приведут в твою высокую юрту моего молодого спутника, ибо о главном бирюзовые уши великого хана должны услышать при нем.

— Мой брат пожелал вести переговоры с глазу на глаз, но достойные потомки великого хана Чингиза умеют ценить и гостей и невольников.

Он хлопнул в ладоши, в шатер втолкнули Тоха, за ним ворвались семеро телохранителей, окружив аланов. Довольный Тохтамыш, сидя на взбитых подушках, тихо посмеивался. Еухор подмигнул Тоху, который сжал кулаки и готов был кинуться на телохранителей. Улыбка хана постепенно переходила в смех.

— Зачем откладывать дело, которое можно уладить сегодня? — сказал он. — Мы сейчас же с моим младшим братом поведем по узким дорогам мои победоносные войска. Их гнетет безделье. Они плещутся по склонам дымящихся гор, как волны Итиля. Мы присоединим к себе аланские дружины, горы не будут больше сердиться на нас и узкие ущелья не будут натягивать тетиву.

— О великий хан! Ты говоришь о своих туманах, которых гнетет безделье, но забываешь о туманах хромца, рвущихся из Грузии к Аланским воротам! — сказал Еухор.

Поперхнувшийся хан вытянул шею и взглянул на Еухора поверх высокого телохранителя.

— Мы встретим их и закроем дорогу так, что будущие туманы хромого превратятся в гниль.

— Нет, хан. Ни ты, ни я хромого вора не встретим.

— А кто же его встретит? — сдвинул брови Тохтамыш.

— Его встретит старый Кодзыр с аланскими дружинами. Они ожидают нас там, наверху.

— Кто этот Кодзыр?

— Воин из Уаллагира. Он сейчас сидит со своими воинами на берегу Терека и считает песчинки, блещущие на солнце.

— И долго он будет считать?

— До пяти тысяч. Он считает так же быстро, как ты моргаешь своими лучезарными ресницами.

— Значит, ты должен вернуться к нему к этому сроку? — Тохтамыш помолчал. — А что будет, если ты не вернешься?

Еухор, отодвинув телохранителей, стал боком к хану и зашептал так, будто молился на горы, один вид которых вселял страх в душу Тохтамыша:

— Великому хану Тохтамышу, потомку величайшего Саин-хана, сыну отважного Джучи, сыну мудрейшего Чингиза, нужно стоять здесь и не двигаться к воротам ни на шаг.

— А ворота?

— Их защитят хозяева, и они послужат тому, на чьей стороне будут аланские дружины.

Тохтамыш взмахнул рукой. Телохранители отошли в сторону. Он отпил из чаши кумыса. Знает ли этот шайтан, что будет, когда хромой отступится от Аланских ворот? Шайтан закроет свои ворота на замок, но там, ближе к солнцу, есть другие ворота, которые не остановят победоносного шествия хромого.

— Мы разрешаем тебе идти туда, откуда пришел, но если дрогнешь…

— Если дрогну, то пусть пойдут тебе впрок кровь и мясо аланского воина.

Тох шел вслед за Еухором как победитель. «Ты сам и есть святой Уастырджи! Ты сам и есть святой Уастырджи!» — твердил он. Слева над ними возвышалась гора Айдай-хох с пылающей вершиной. Пронзительные вскрики голодных коршунов и карканье ворон сливались на дне ущелья с мерным топотом копыт. Тох хотел остаться один, но Еухор многозначительно посмотрел на него, словно еще не сказал ему о главном. Они обошли дружины, пришедшие по зову своего вождя из Дзулата, Кобана, Куртата, Нузала. Откуда-то из глубины ущелья вырвалась песня. Там, у разожженного под обрывом костра, собрались воины в булатных кольчугах. Мерцающее пламя освещало голую скалу и переливалось цветами кипящей стали на чешуе пластинчатых панцирей. А чуть выше, на маленькой поляне, уединившаяся группа молодых воинов состязалась в метании камней и стрельбе из лука. Старейшины, приказав старшим не отлучаться, последовали за Еухором и Кодзыром вверх по узкой дороге. Им встретился юный воин с едва прорвавшейся бородкой. Он прижал к скале своего «противника», защищавшегося почему-то одним щитом. Тот, смеясь, играючи, подставлял клинку щит, из-под шлема поблескивали черные глаза и белые зубы. «Еще, еще, еще!» — подзадоривал он своего соперника. Брызнули искры, зазвенел клинок, прокатился эхом удар меча, но защищающийся дразнил: «Еще, еще, еще!» Юноша, не добившийся цели, оттолкнул от скалы товарища, протянул ему свой меч, снял с головы шлем и стал на его место с поднятым щитом: «Теперь попробуй ты!»

Залюбовавшийся ими Еухор улыбнулся: воины были совсем мальчишками, таких в Алании не брали еще и на сенокос. Защищающийся ловко уходил от ударов, перегибаясь то вправо, то влево, острие меча царапало слезящуюся скалу. Отразив очередной взмах меча щитом, оторвавшийся от скалы юный воин одним прыжком свалился на голову противника и хотел было ударить его мечом плашмя, но затрубил боевой рог Еухора, и рука с поднятым щитом застыла в воздухе. Еухор испытующе смерил взглядом ладного юношу. Где же он мог видеть эти дерзкие глаза?