Дебора Алкок - Испанские братья. Часть 3

Прошло около двух часов, когда всё тот же миролюбивый монах, рассказавший Хуану подробности последнего аутодафе, доложил, что слуга выполнил его распоряжения, и теперь ожидает его с лошадьми.

— Смотри, мой друг, — сказал ему Хуан, ибо здесь не нужно было притворяться, и правда уже никого не могла оскорбить, — смотри, как чудесно Бог вёл меня и моих близких. Вот история жизни и смерти моего глубоко почитаемого отца! Двадцать три года он был в заточении ради имени Христа в келье доминиканского монастыря. И моему бесстрашному нечеловечески замученному брату Бог оказал честь и даровал счастье раскрыть тайну его судьбы, и таким образом осуществить самую светлую мечту нашего детства и юности.

Он спустился в галерею и с благодарным сердцем простился с остальными монахами. Престарелый фра Бернардо обнял его со слезами. Только теперь он заметил сходство между этим статным воином и благородным кротким юношей, о пребывании которого в монастыре три года назад он очень хорошо помнил.

Потом дон Хуан обратил своё лицо к Нуере. На нём лежала печать умиротворения, а сердце было исполнено глубокой, как сама жизнь, печали. В нём больше не было ярости и непокорности, что-то наподобие безропотной покорности наполнило его душу. Он пытался молиться «да будет воля Твоя» и видел вдали то время, когда и он сможет разделить радость ныне увенчанного, победно прошедшего путь из тьмы подземелий к высотам небесных чертогов, радость того, чьё сокровенное желание души перед лицом неминуемой гибели Бог так чудесно исполнил…

Дней четырнадцать спустя на палубе торгового судна стояла дама, закутанная в густую вуаль и одетая в траур. Облокотившись о перила, она смотрела в сапфировую глубину пролива. Рядом с ней, держа на руках красивого черноглазого малыша, стояла исполненная достоинства пожилая служанка. Их сопровождали монах- францисканец и красивый, статный слуга, вид и манеры которого не совсем соответствовали его низкому званию. На корабле поговаривали, что это вдова богатого купца из Севильи, который женился на ней, на англичанке, несколько лет тому назад, и теперь она едет к своим родственникам в эту безбожную, еретическую страну. Её очень жалели, потому что считали её строгой и весьма благочестивой католичкой. Неопровержимое доказательство этого видели в том, что она осмеливалась в качестве домашнего капеллана везти с собой монаха-францисканца, который, по мнению матросов, вероятное всего очень скоро будет там казнён из-за своего католического вероисповедания.

Если бы кто-то подслушал беседу этих пассажиров, то, вероятно, в некоторые из этих заблуждений была бы внесена ясность.

— Тебе очень грустно, что берега нашей дорогой Испании исчезают у нас из виду? — спросила дама у своего предполагаемого лакея.

— Не в такой степени, как это было бы раньше, милая Беатрис… Хотя, Испания навсегда останется моим отечеством. А тебе?

— Где ты, там моя родина, Хуан. Бог присутствует везде. Подумай, что это будет значить для нас — иметь возможность в мире служить Ему. И никто не будет нам угрожать!

— А ты, моя смелая и верная Долорес?

— Сеньор дон Хуан, моя родина там, где находятся те, кого я люблю, — ответила Долорес, поднимая к небу свои вдумчивые большие глаза, которые и в глубокой печали оставались ласковыми и добрыми. — Что мне Испания? Эта страна даже не может своим самым благородным детям дать нескольких футов земли для погребения…

— Не будем омрачать нашего прощания с родными берегами горькими мыслями, — попросил Хуан с мягкостью, которая раньше не была ему свойственна, но теперь проявлялась всё чаще и чаще. — Подумайте о том, что те, кто лишил нашего любимого брата могилы, тем не менее, не могут отнять у нас ни одного, даже самого малого драгоценного воспоминания о нём. Его могила в наших сердцах, а память о нём — это наша вера, которую мы все здесь стоящие получили благодаря ему.

— Это верно, — кивнула донна Беатрис, — я думаю, что все твои назидательные речи дали мне очень мало по сравнению с тем, что дал мне его живой пример.

— Он всё отдал ради веры в Христа, радостно и по доброй воле, тогда как я ничего не отдал, кроме того, что силой вырвали из моих рук. Поэтому ему по праву принадлежит венец победителя. Для меня же в лучшем случае применимы слова: «Ты просишь себе великого — не проси… а вместо добычи оставлю тебе душу твою, во всех местах, куда ни пойдёшь».

В этот момент подошёл фра Себастьян, который, услышав последние слова Хуана, спросил:

— У Вас есть план, сеньор, куда вы решили идти?

— У меня нет плана, — ответил Хуан, — но я полагаюсь на Божье водительство. Однако у меня была мечта, — сказал он после короткого раздумья, — она может осуществиться, может и не осуществиться. Я часто в мыслях своих отправлялся в Новый Свет, где должно бы быть достаточно места для свободы и истины. Это была мечта нашего детства — совершить путешествие к берегам Нового Света и найти там нашего отца. Возможно, мне суждено выполнить первую часть нашего плана, после того как вторая часть уже выполнена. Это суждено было сделать лучшему из нас. Для меня остаётся менее важная часть дела, и её я выполнить в состоянии.

Голос его стал мягким, лицо осветила грустная улыбка, он сказал:

— Я рад, что Карлос, а не я, удостоился этой награды. Она всего лишь залог более великой победы, которую он одержал, и, сейчас пожиная плоды которой, пребывает среди тех, кто вечно будет славить перед Белым Престолом Бога — признанный, избранный и найденный верным!

Вдумчивый читатель, следивший за повествованием этих страниц, мог бы спросить: сколько же в нём содержится достоверной информации и сколько вымысла? Смысл этого повествования заключается в том, чтобы показать истину, сделать её наглядным достоянием читателя. Всё в повести достоверно, за исключением личной жизни братьев и их семьи.

Информация о становлении, росте и спаде протестантских общин в Испании, приведена в тексте строго исторически. Особенно следует упомянуть сообщение о двух сожжениях «еретиков» в Севилье. Много интересного об этой истории покрыто мраком безызвестности, т. к. в то время не велось никаких записей. Не было намерения оставить историю в стороне, но скорее возжечь к ней интерес. Вымыслом являются беседа Хулио Эрнандеса с доном Карлосом, а также некоторые действия Лосады. Имена же великих мучеников указаны верно.

Нашей целью было не представить всю историческую информацию, но избрать типичный поучительный пример характера героя, которому ничего не приписано. Изъятым могло быть проявление милости к Карлосу, которое облегчило ему последние дни жизни, которые мы немного осветлили. Его история должна была только описать судьбу жертв инквизиции, которые до конца оставались верными, и которых, слава Богу, было много. Это даже менее жестокий пример, в котором, по законам писателей, самые страшные ужасы пыток завуалированы. Кто считает, что протестантские писатели преувеличивают в этих деталях, — не знает, о чём говорит. Скорее мы могли бы раскрыть более отвратительные подробности, чем уже написанные, но этого мы делать не будем.