Дебора Алкок - Испанские братья. Часть 1

— Мой друг, — ласково сказал Карлос, приняв книгу, — Вы знаете, чем рискуете, отдавая мне эту книгу, или хотя бы имея её при себе?

— О да, сеньор, это я хорошо знаю, — последовал спокойный ответ, и тёмные глаза погонщика встретились с вопросительным взглядом Карлоса.

— Вы играете в опасные игры, на этот раз Вы в безопасности, но поберегите себя, одна из попыток может оказаться излишней.

— Это не случится, сеньор. Я буду свидетельствовать о Господе столько, сколько Он допустит. Когда Он здесь на земле больше не будет во мне нуждаться, Он отзовёт меня домой.

— Помоги Вам Бог. Я боюсь, что Вы бросаетесь в огонь, и ради чего?

— Ради того, чтобы дать хлеб голодному, жаждущему — воду, свет тем, кто блуждает во мраке, покой усталым и обременённым. Сеньор, я оценил свои действия, и какую цену с меня потребуют, такую я заплачу.

Помолчав, добавил:

— Такой ценой обретённое сокровище я оставляю в Ваших руках. Но только Бог посредством Духа Святого может показать Вам его истинную цену. Сеньор, ищите этого Духа! Нет, пожалуйста, не сочтите мои слова за оскорбление, Вы — человек знатный и образованный, я же — беден и без всякого образования. Но ставлю на карту свою жизнь, чтобы спасти Вашу душу, и этим самым я доказываю, как сильно желаю в вечности увидеть Вас по правую руку Христа, моего Господа и Повелителя. Прощайте, сеньор!

Он низко поклонился, и прежде чем Карлос успел настолько прийти в себя, чтобы хоть словом ему ответить, он вышел, и дверь за ним захлопнулась.

— Редкостное существо, — подумал Карлос, — но я завтра с ним ещё поговорю.

Прежде чем он сам это понял, его глаза наполнились слезами. Мужество и самопожертвование бедного погонщика мулов вызвали в душе Карлоса противоречивые чувства. Может быть, несмотря на всю свою кажущуюся разумность, он всё-таки одержимый? Или фанатичный еретик? В любом случае он был человеком, который шел навстречу бесчисленным бедствиям, из которых мучительная смерть

— не самое значительное. И всё это для того, чтобы принести людям то, что, как он считал, может их осчастливить. «У церкви нет более правоверного сына, чем я, — сказал сам себе Карлос Альварес, — но эту книгу я всё-таки прочту».

Так как уже была глубокая ночь, Карлос ушёл отдыхать и скоро глубоко и спокойно заснул. Встать вместе с солнцем он не успел. Когда он встал, было уже довольно поздно, и, выходя из спальни, он увидел, что завтрак уже приготовлен.

— Где тот погонщик, который был здесь вчера вечером?

— спросил он у Долорес.

— Он ушёл с восходом солнца, — ответила она, — к счастью, у меня нет привычки лежать при свете солнца в постели, поэтому я застала его, когда он вьючил своих мулов, и дала ему хлеба, сыра и глоток вина. Он весьма оживлённый человек и, по-видимому, хорошо знает своё дело.

— Ах, если бы я успел его увидеть! — сказал вслух Карлос, а про себя добавил: «Увижу ли тебя ещё раз, мой друг?»

Карлос Альварес увидел его… Но не при свете солнца или луны и не при свете светильника в келье учёного. Ясно и отчётливо он увидел его при свете, который более жуток, чем тьма египетская, и всё же приносит благословение, потому что освещает путь в небесный град, где уже солнце не уходит за горизонт и луна не скрывается за тучами.

Хулио эль Чико, или Хулио Эрнандес не вымышленное лицо. Достоверно известно, что среди лент, кружев и других товаров, составлявших его поклажу, находилось большое количество умело спрятанных Новых Заветов в переводе Хуана Переса, которое ему, несмотря на все трудности и опасности поставленной самому себе задачи, удавалось в целости доставлять в Севилью.

Наше сердце содрогается при мысли о том, чем рисковали он и другие, неся живую воду своим землякам. Они не только рисковали жизнью, нет, но, презирая опасности, шли навстречу верной гибели. Было исключено, чтобы такие, как Хулио рано или поздно не были захвачены колёсами не знавшей пощады машины королевской и церковной тирании — святой инквизицией.

У нас нет слов, чтобы достойным образом восхвалить бесстрашие таких людей как он, поэтому предоставим это Тому, кто однажды произнесёт благой приговор: «Добрый и верный раб, войди в радость Господина твоего», и мы увидим, как важно для человека, как велико и драгоценно сокровище, ради которого приносятся такие жертвы, чтобы приобрести его не только для себя, но ещё и поделиться с другими.

В тишине и спокойствии прошли три месяца в старом замке Нуера. За это время не произошло никаких значительных событий, тем не менее для Карлоса этот период был важнейшим во всей его прошлой, и, пожалуй, будущей жизни. Они принесли с собой перемену во всём существе Карлоса, и эта перемена была столь же таинственной, сколь поразительными были её последствия. Мощным, как ветер на своём пути, был зов, которому он последовал. Как невидим ветер, но видны раскачиваемые им ветви, так и перемена в душе Карлоса стала заметна по его поступкам, и никто не знал, откуда подул этот ветер и куда он устремился.

Было ясное раннее сентябрьское утро. Карлос был готов к выходу. Он был одет в жилет и короткий плащ из генуэзского бархата и со шпагой на поясе. Он надевал шляпу, когда в комнате появилась Долорес с чашей вина и белым хлебом на подносе. Карлос покачал головой:

— Я пойду слушать мессу, а ты, Долорес?

— Конечно, сеньор, мы все стремимся к праведности. Но ведь ещё очень рано. Ваше благородие подаёт нам пример, — Вы очень рано встаёте.

— Было бы стыдно терять такие часы. Пожалуйста, Долорес, пока я не забыл, ты бы могла приготовить сегодня к обеду что-нибудь повкуснее?

— Я рада Вашему вопросу, сеньор. До сих пор Вашему благородию, кажется, было безразлично, подают ли Вам суп из бобов или жареных куропаток. Диего недавно удалось убить на охоте косулю. Мы сейчас очень хорошо обеспечены и Вашему благородию сегодня подадут жаркое.

— Хорошо, и ты могла бы ещё подать печенье на масле, которое тебе так хорошо удаётся, я думаю привести на обед гостя.

— Ах, во имя всех святых, вот новость! Не обессудьте, но Ваше благородие должны были сказать мне об этом раньше. Если в эту местность приезжает благородный рыцарь, то он должен найти и хороший стол и удобную постель. Как же я могу за три часа, или около этого…

— Успокойтесь, Долорес, никакого чужестранца у нас не будет. Я только хотел пригласить приходского священника.

При этих словах даже сдержанная Долорес не смогла скрыть своего изумления. Оба брата имели обыкновение относиться к невежественному и грубому священнику из соседней деревни с неприязнью и презрением. В прежние времена Долорес иногда пыталась «во имя спасения души» убедить братьев оказывать ему хоть что-то наподобие уважения или вежливости. Они охотно соглашались, чтобы «нищему», как называл его Хуан, посылались подарки в виде дичи или прочих продуктов, в этом они не отказали бы и злейшему врагу. Чем-то совсем уж недопустимым считалось разговаривать с ним, а тем более сидеть с ним за одним столом. Он не был подходящим обществом для благородных людей, и в глубине души Долорес соглашалась с братьями. И теперь она внимательно посмотрела на своего молодого повелителя, думая, что он шутит.