Михаил Кожемякин - Игры Фортуны [СИ]

Рядом с Остерманом незадачливый муженек Антон-Ульрих: вот, кто должен был повести за собой солдат, свергать Бирона! Анна с легкостью победительницы забывает, что сама отказала ему в этом праве и недовольно отворачивается от мужа: тот покорно опускает глаза. А ведь придется назначить этого недотепу генералиссимусом, иначе Миних заберет слишком много власти!

Они еще недавно спорили об этом с Юлианой (у бедняжки перевязана голова, словно она была ранена при перевороте, но она нетвердым шагом притащилась к своей подруге и госпоже в покои) — перед тем, как начать раздачу наград и званий… Тасовали дары Фортуны, как колоду карт. Назначить Миниха генералиссимусом — кто заслужил, как не он? К тому же, Анна ему это обещала. Жутковато, а вдруг завтра побежит предлагать свою шпагу Елизавете? Как говорится: единожды предавший, предаст и дважды, и многожды! Хотя, если рассудить, кого предал Миних? Мешавшего ему Бирона? Фельдмаршал лишь утверждал значимость собственной персоны. И, если ему помешает правительница Анна, он смахнет с шахматной доски и ее.

Значит, Антон-Ульрих? Этот безвреден, к тому же он — отец маленького императора…

Но как успокоить Миниха? Единственный выход: сделать фельдмаршала первым министром! А как же Остерман? Министр иностранных дел и… великий адмирал! Про адмиральское звание старого хитреца, страстно избегавшего воды даже в ванне (Остерман вечно немыт, грязен, от него неприятно пахнет прелостью), Юлиана пошутила, а Анна подумала — почему бы и нет? Каков курьез — великий адмирал, который и при Петре-батюшке моря боялся! Фиктивный великий адмирал, зато ловкий и опытный министр иностранных дел…

Кого же тогда назначить вице-канцлером? Да хоть Черкасского! Безвредный толстяк, все проспит, на все, что велят, закроет глаза, и любую бумагу подмахнет, не глядя. В некоторых случаях такие просто незаменимы!

В дверях теснились гвардейские офицеры: и подлинные творцы ночного переворота, и те, которые примкнули к аресту семейства Биронов прямо из караула у резиденции регента. Говорят, некоторые из последних думали, что стараются ради Елизаветы Петровны. Вечно и всюду цесаревна Елизавет! Да вот и она сама: смотрит на правительницу Анну со скрытым вызовом, дерзкий взгляд, наглые глаза… И гвардейские офицеры — даже те, кто роковой ночью шел свергать Бирона ради Анны Леопольдовны, открыто любуются цесаревной. Что и говорить: Елизавета, а не Анна их царь-девица. Нужно непременно подкупить этих бойцовых псов, задобрить, улестить, чтобы не пошли они за Елизаветой!

— Его высочество наш супруг, отец императора Иоанна Шестого, назначается генералиссимусом всех морских и сухопутных сил Российской империи…

Миних поперхнулся от неожиданности, начал было: «Ваше высочество, великая княгиня…».. Анна знаком попросила его подождать.

Антон-Ульрих подошел к супруге быстро, но нервно, преклонил перед нею колено — ей показалось, что он весь переломился пополам, как картонный паяц в итальянском театре. Поблагодарил за оказанную честь. Несчастный принц-консорт! Он действительно думает, что были оценены его заслуги…

Между тем, Анна продолжала:

— Генерал-фельдмаршал граф Миних жалуется первым министром…

Пришлось и Миниху, не забыв предусмотрительно сменить выражение оскорбленной гордыни на слащавую улыбку, идти к руке правительнице и целовать эту холодную, слегка дрожавшую руку… Первым министром на первых же порах тоже неплохо, раздумывал он, лобзая ручку Анны. А ведь обещала другое — верховную власть над армией! Вот вам и наивная девочка, мечтательница! Переиграла самого Миниха! Хотя это она не сама придумала: верно, госпожа Менгден измыслила этот ход в своей стукнутой голове. Тоже, как и Анна Леопольдовна, любительница таскать каштаны из огня чужими руками! Только он, Бурхард Кристоф Миних, не годится на роль обманутого простачка. Посмотрим, кто кого, милые дамы!

— Графа Остермана — великим адмиралом и остаться ему при иностранных делах…

— Остается вопрос — умеет ли граф Остерман плавать? — громко шепчет какая-то дама, так отчетливо, что ее шепот долетает до слуха Анны. Это Елизавета, опять Елизавета! Только она может решиться на подобную дерзость!

— Не дальше императорской канцелярии, — глумливо отвечает мужской голос.

Анна не подымает глаз на говорящего. Какая разница, кто из Елизаветиных поклонников сейчас куражится над правительницей России. Она ответит им всем — в другом месте и в другое время!

— Князь Черкасский великим канцлером…

Толстый, неповоротливый князь Черкасский медленно подходит к руке Анны и словно облизывает эту державную руку. Он ничего не знал о ночном перевороте, еще вчера благоговел перед Бироном, и вот, в одиннадцать часов пополудни его извлекли из постели и доставили во дворец, чтобы назначить великим канцлером. Неисповедимы пути власти!

— Воистину великий канцлер… в обхвате! — с издевкой произносит лукавый женский голос.

И Анна точно знает, что смеется над ее решениями вечная пересмешница Елизавета. Но нужно сохранять царственную невозмутимость:

— Граф Михайло Гаврилович Головкин вице-канцлером и кабинетским министром…

Красивый, надменный, холеный Михаил Головкин, который при Анне Иоанновне так и не добился назначения кабинет-министром и демонстративно удалился от дел, целует руку правительницы с явным удовольствием. И улыбается ей — не с подобострастием, а с искренней сердечностью, как друг. Впрочем, в свержении Бирона новый вице-канцлер явного участия не принимал, хоть тайно и сочувствовал Анне Леопольдовне. За что же такая награда? Или в пику Андрею Иванычу Остерману?

— Каков сюрприз, — шепчет Елизавета Петровна на ухо стоящему рядом гвардейскому офицеру. — Брат-то его в Гааге, посланником… А этот — ждал своего часа?

— И дождался! — отвечает тот.

— Орденом святого Андрея жалуются…

— Обер-шталмейстер князь Куракин…

— Ну, этого за дворцовые сплетни…

— Генерал-аншеф Ушаков…

При этом грозном имени главы Тайной канцелярии, имени, запятнанном невинной кровью, ужасом и страданиями, Елизавета и ее собеседник замолкают. Анна удовлетворенно улыбается краем губ: найдется управа и на эту рыжеволосую пересмешницу! Ушаков кланяется, кланяется, а глаза при этом остро шарят по сторонам — привычно выискивают крамолу.

— Орденом Святого Александра Невского жалуется… Камергер барон Менгден…

— Ну, куда нам без Менгденов, — шепчет Елизавета. — А госпожу Юлиану пожаловать за честное ранение о печку? Кстати, сколько ее родни при дворе?

Ее собеседник, красавец-офицер, улыбаясь, загибает пальцы на руках…

— Ее Высочество цесаревна Елисавет Петровна жалуется золотой табакеркой с гербом Империи Российской и сорока тысячами рублей…