Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Сережа.- Мне не верится. Мне кажется, это сон. Будто я по шпалам иду в Париж.

6 января 1994

Президенту

Российской Федерации

Б.Н. Ельцину

В течение полугода Театр на Таганке не имеет возможности играть для москвичей.

Театр разорён, закрыт. Мне 76 лет, из коих 71 я живу в Москве. Я глубоко оскорблён, и мой разум отказывается это принять и понять.

Пока я не получу возможность работать в созданном мною театре, которому 23 апреля 1994 года будет 30 лет, ни о каком продолжении работы в моём родном городе не может быть и речи.

Прошу мне ответить.

Ю. Любимов

12 января 1994

Среда. Мой день. Молитва, зарядка, стояние на голове, масло, душ, завтрак. Спалось. Койка мягкая, пружинистая, спать неловко, части тела проваливаются, болят.

С торговлей какая-то пока ерунда. Сарфати не разрешает торговать Краснопольскому, будут продавать билетёры. Валерку не устаивает цена – 40 франков. Приезд его, получается, вообще на хрен никому не нужен. Это всё результат его очень хитрой жопы, он занимался черт знает чем, устроительством своих дел, ларьков в университете, складах… и не появлялся в театре, не звонил в Париж, – устранился, переложив всё на театр, на меня, теперь на меня повешен и весь тираж. И нет Никиты. Сегодня премьера, и книжка должна быть прорекламирована и продана. Надо написать тексты фломастером на французском. Может быть, Никита обиделся на мои предостережения не очень показывать перед Любимовым наше тесное знакомство. «Что он так резко отмежёвывается от меня». И т. д. Как бы там ни было, это странно, что он не объявился. Без него трудно будет реализовать тираж.

Замечательно, что у меня такой отвлекающий момент, как книги, не так страшит премьера, собственно говоря.

Тамара.- Мы тебе не очень мешаем. Ну, ничего, потерпи, приспособимся.

Тапочки Сережины стоят столько, сколько проехать на метро один раз.

Любимов.- Идите, Бортник… Отдыхайте. Не делайте удивлённых гримас. Все ваши ужимки мне известны. Я сам был артистом. Я не хочу вас видеть.

– Из-за таких типов судят о всей нации. Позор.

В Париже надо написать если не «21 – покаяние», то много писем. Никита мог обидеться на меня, но Тамару он хочет видеть или нет. Сережу, сына Тамары.

Даже писать не хочется, сразу желчь разливается и стон внутренний – звонил о. Евгений из Б. Истока: 100000, которые два-три месяца назад отправлены, не пришли??? Что это такое?! Ограбили? Три месяца назад 100000 р. это сегодняшние 200000 или 300000!

Надо было Дениса вчерашнего захомутать, друга Денисова. Дать ему тексты для перевода и чтоб нарисовали. За контрамарки.

Надо же… забыть телефон Наташи Т.?!

Никита Алексеевич Струве

60-10-04-68 Мария Александр.

Георгий Валентинович Игнатьев 69-83-26-82

Natacha Tarnopolskaia 40, Av. d ltalie – Tour Beryl

75013 PARIS Tel . (1)45-80-39-26

13 января 1994

Четверг. Молитва. Зарядка. Стояние.

Всё было за меня вчера – и люди, и судьба, Бог не покинул-меня. Сильно наломался и без ног и чувств был, когда приполз в гостиницу, по пути с Наташкой видели минет в машине, застал я уже, когда он вынул изо рта, сидя у нее на коленях. Зачем пишу? Так мысли хорошие. Сегодня старый Новый год. С кем я обычно встречал его, и стало это какой-то традицией… как бьётся сердце.

За целый день вчера не появился Краснополь- ский. Странно всё это. Очевидно, он устраивал тот груз, который приволок с собой – то есть книги. Ничего не понимаю?! Зачем он приехал? «Книжки будут продавать в антракте», – сказал Глаголин. Ему и Боровскому не понравилось, что сляпал Макаров, но никто и это выставить не позаботился. Много русской публики было вчера, и она ушла без моей книжки. А я разрываюсь между тем, чтобы сохранить голос и устроить книжки.

Без телефона плохо. Приходил Леха Г. Казан спит. Ну, ладно.

Куплена тел. карта. «Ослица заговорила». Сережа два слова сказал в «Табаке». Позвонили тут же Струве, Игнатьеву, Трушину. В общем, какие-то дела с мертвой точки должны сдвинуться.

Может быть, я опять попал в сети собственной гордыни, и не подъехал к Сарфати, и не отвалил ей комплименты… и главное, не позаботился о своей книжке: кто-то говорит, кому-то она выставляет условия, а автор гордо стоит в стороне и ждет, когда к нему подбегут – ах, это ВЫ… тот самый автор и актер… ах-ах… сейчас… мы сделаем вам рекламу, сейчас мы всё переведем и пр. Билетерам… нашим на хрен не нужна забота с моей книжкой, а то французам…

Неёлова.- Второй акт лучше, я вся издергалась… из-за посоха… он как заколдованный, не втыкался. Французы стали обращать внимание. Ты здорово… хорошо играл, по-моему.

– А как ты здесь… с театром…

– Я иногда здесь живу.

– Да?! А-а-а. – Я очень рад был ее видеть, и она, по-моему, была искренна.

Уважаемый Никита Алексеевич!

Вам имею честь засвидетельствовать моё восхищение, поклонение Вашей неутомимой деятельностью по сохранению, изучению, развитию и защите… распространению русской культуры, истории слова… и русского человека.

Храни Вас Бог, здоровья, удачи и крепости на этой благородной, но не всегда благодарной ниве. И да хранит Вас Господь!

Я всего боюсь. Я боюсь, например, что могут позвонить из Москвы во время визита. И откроются карты. Я боюсь, что разворуют книги, или они пройдут мимо меня. Почему Т. и С. не заботятся, чтоб купить мне таблеток от горла?! И т. д. Я должен спускаться вниз, ибо должен приехать Никита Трушин. К Струве – Господи, благослови! Дай Бог легкости, дай Бог скорости!

14 января 1994

Пятница. Молитва, зарядка, стояние на голове, всяческие полоскания, но, кажется, голос звучит.

Старый Новый год встречали все вместе, по левую руку Никита сидел. «Очень хорошо играл, – сказал Любимов и за столом славословил: – Гениально, гений и пр., сильно, мощно… после таких нагрузок… так рванул… и не выпить, я считаю – подвиг». Как бы там ни было. Удивление и страх вызвал Сережа… спокойно глотает вино… говорит басом и много ест. Приглашены к Сарфати на ужин были немногие, 12 человек. Как сказал Борис. Конечно, шеф волен, но молодые – Агапова, Колпикова… Соболев, Сидоренко… Не зван Бортник, А. Граббе… Ю. Смирнов и пр. Как-то это мне жмет.

Струве – основное событие дня. Говорили о театре – он видел «Гамлета» – диссидентский вариант… здесь не приняли, а мне… и Высоцкий… «Вишневый сад» – суетный, мне показалось. Сошлись мы в отношении к Ельцину: политик плохой, но человек лучше, чем Горбачев, непосредственность… детскость и пр. В Госсии плохо, кошмар, но с точки макрокосмоса – идет в сторону правильную, хорошую и т. д. Удивился моей огромной, многословной надписи дарственной на титуле «Дребезгов». Мне же написал кратко – в качестве антидода: «Православие и культура». Купил 10 книжек Дневников, 300 франков. Одну взял рекламку-плакатик – на Б.-истокскую церковь.