Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Голова от одного освободилась, душа тоже еще пуста. Первое, что нужно сделать – концерт в посольстве. Но в этот час голова и сердце занято тем – уехал ли блядь Краснопольский. Как он тут всем сделался нежелательным!! До этого выяснения осталось полчаса.

Ирина Баскина,новые слова, но такие хорошие, через призму 15-летней эмиграционной дальности в книжке «Дневники». – Эпиграммы легче сбываются… а ваша книжка замешана на драматических обстоятельствах. Общее между вашими книжками, что обе они написаны (я жду – актерами) по-русски… – Я засмеялся. – Ваша книжка необычна со всех сторон.

Любимоввчера утром:

– Меняйте свои рефлексы совковые.

– Почему здесь дыра (на свернутом в начале занавесе). Цыган, заполни собой дыру.

– Сева! Ты же из дворян… или они и тебя успели обсовковать?

– Витя! Почему вы опоздали? (Пеховичу.)

– Самостоятельность и основу для жизни актерам давала эта уникальная компания под названием тоже странным – худсовет. Там были и Дм. Дм. Шостакович, и Н. Эрдман, Альфред Шнитке… ученый с мировым именем П.Л. Капица – ученик Резерфорда, и А. Вознесенский, и Е. Евтушенко… писатели, цвет «Нового мира», когда во главе журнала стоял А.Т. Твардовский – Абрамов, Трифонов, Можаев… и т. д. Андрей Дм. Сахаров, Солженицын и т. д. – Английскогазоналъная эпоха советского театра.

– Твой издатель с его женой позорят всех нас, театр и в первую очередь – тебя. Мы можем ей лисьих хвостов добавить из «Годунова», но почему я должен платить ему за гостиницу. Золотой крест он тут же купил… а за гостиницу платить не может. На что он рассчитывал?

Баскина.- Перевод был нужен. Француз попал не случайно, и он нам безумно нужен.

Большей радости, что Краснопольский уехал, не мог мне Борис сообщить. На 2700 ф. мы с ним попали. Думаю, никакими методами, образами, путями и пр. деньги эти с него не получить, не вытрясти. Только с помощью рэкета. 14000 книг я ему дарить не собираюсь. Обсоветоваться [так в рукописи – прим. ред.] надо с юристами и послать его на хрен. Но как? Какие- то встречи намечаются, но если они пойдут на погашение гостиницы за Краснопольского, тоже радости мало, если никакой.

1) Сережа уехал к Антону и передать афиши.

2) Тамара ушла в «презуник».

3) У Никиты закипела вода в Олином радиаторе. Он залил в радиатор масло. Немного. Гр 100. Сейчас они где-то у кафе, решают, что делать, я жду звонка, смотрю ТВ. Выпил 3-ью кружку кофе.

Ваня Граббе – Ковалев улетел. Он просил, чтобы его оставили.

– Почему ты не хочешь в Москву?! И где, в какой стране, в каком городе тебе больше всего понравилось?

– Здесь.

– Почему?

– Во-первых, у меня здесь роль. Я здесь играю. Во-вторых, это мой родной язык. В-третьих, здесь красиво.

Отрок молвил истину. И это «во-первых»: у меня здесь роль, – в этом весь смысл жизни человеческой, весь смысл и его – Ванькиного – дня сегодняшнего и каждого другого, будущего дня, даже когда ему столько же, сколько его бабушке сейчас. Бабушка оскорбилась, обиделась.

20 января 1994

Четверг.

Ну вот… погуляли. 18-го Никита устроил нам пир в номере такой, что не выпить было нельзя. Коньяк, вино, виски. Голова шумит. Вчера целый день я провалялся. Т. ходила, виски брала. Сережа возмущался.

Назначились какие-то выступления. Теперь надо держаться и думать. Первое – в посольстве.

24 – в 19.30, «возьмите книгу» – в записке культ, советника написано. Что это значит, не знаю. Почему в единственном числе?

– Возьму манго домой. Ваньку угощу. Вовку кокосовым орехом.

У Сережи тоже не пишется дневник. Зачем я попрусь сейчас в театр? Фотографий у меня нет. И что из книжки Катя будет переснимать? Фотографии некачественные. Кто мне выдаст книжки? Их надо отвезти Наташе Фабри в Ассоциацию русского языка.

Господи! Спаси и сохрани. Только чтоб Тамарка не запила. Всё остальное произойдет в срок и нормально.

24 января 1994

Понедельник.

Хочется написать – я схожу с ума от тоски. Проклятая пьянка. Господи. Спаси и сохрани. Сегодня встреча в посольстве. Торговля накрылась. Вчера был Бортник. Мы вспоминали случай в Вильнюсе. Мог ли я писать о нем хорошо… я ведь ревновал.

И в Париже бывают перебои с горячей водой. И что же? В посольство идти с грязной головой или накипятить? Рука неуверенная, нетвердая. Сережа выгуливает мать. Неужели действует ее проклятие – чтобы всё было плохо, – я схожу с ума от Сокольников. Я выпил кофе и потею. Любовь под кустами, на талом чистом снегу, когда же я это допишу, когда отболит, это вопрос, не утверждение. Мне нельзя с этой гитарой связываться. Что делать? Пришли убираться, а я в халате. Вчера еще жизнь имела смысл, когда сидели в американской рыгаловке и пили бордо – французское вино. Что такое тоска? «Ты сдохнешь без меня?!» Похоже, так!! Сказано резко. Оттуда убегают животные, там не растут растения. «Лучше бы купила туалетной бумаги». У нас пылесосят, это хорошо. Но скорее бы они убирались из нашего бардака. Сережа питается где-то самостоятельно, гамбургерами за 30 франков. И что меня поджидает в Москве?! И «жидает» ли? Тамара говорит, что «твоя Людмилочка добралась уже и до этой столицы». Откуда эта версия? И что это такое? И где они ходят? А ходят они уже три с лишним часа. Господи! Пошли мне еще раз красоту, мечту парковую. Господи! Прости меня грешного и безумного. Но я люблю парковую архитектуру. Что я произвожу с моим организмом?! Уже две бадьи кофе опорожнил. Теперь грею воду для помывки. Наши пришли. С покупками и брулиантами.

Голова помыта, и сын сказал: «Ты уже лучше выглядишь». Но с гитарой не в ладу. Колу глушит Сергей.

В 17.00 я позвоню, и за мной приедут. Я – графоман. Слова, буквы, предложения спасают меня, выводят из нервного перенапряга. Мои слова, мои понятия, что стоит у меня перед глазами – кадр из ф-ма «Летят журавли» – вертящиеся белоствольные березы, перевернутые в небо. Я сейчас заплачу от видения этого. Я помню это очень отчетливо.

25 января 1994

Вторник. И рука не дрожит.

Что я должен сказать? Прекрасно прошел вечер в посольстве: и голова работала, и язык не заплетался. Мне было легко. Гитару я не взял, но неожиданно спел две песни под фонограмму. Был посол – Юрий Алексеевич и жена его Мэррена Ивановна, и говорили слова… И голос звучал. И продал я 14 книг, 680 франков заработал я. Культурный советник Валерий Иванович говорил, что имел прямое отношение к записям пластинок во Франции, что Высоцкий называл меня своим самым близким другом и «часто звонил вам». Всё для меня теперь уже – удивление. И как давно это было, и было ли то. «Когда ты пишешь дневник, ты похож на Ленина». Во-первых, я сегодня старше Ленина, во-вторых, у него не было таких очков. Посол очень мне понравился, особенно когда пришел за кулисы, а послиха сказала: «Я сейчас расплачусь». Но он ее пресек: «Ладно, ладно. Это результат очков». Проблема эта шутилась. Один молодой мужчина сказал: «Когда-то вы приходили к нам в университет. Еще не было очков… и вы говорили о «червяках и червячках» (результат розановской цитаты). И я по этому поводу шутил». Да и вы, молодой человек, были ровно на столько же моложе.