Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Таня Краснопольскаяплачет. – Я могу ему простить только из-за его возраста, никакая гениальность не дает права так разговаривать. Если он достиг таких высот, он должен быть снисходителен к людям, стоящим ниже его. Можно по-человечески объяснить, мол, ребята, так и так, извините, так получилось, а не вроде того, что сваливайте отсюда…

– Кто это сказал?

– Любимов.

Я боялся, что тирада относится к Глаголину. Значит, они «вышли» на Любимова, идиоты, значит, Любимов это сказал. И пришлось мне Танюхе после тяжеленного спектакля объяснять, кто такое Любимов, какими советами пренебрег Валерка в начале взаимоотношений, как напрасно он лез к нему с разными предложениями – для него он быстро выявился как очередной трупоед, человек-паразит, сам по себе ничего не представляющий, пустой, но с большими претензиями: вы не выполнили, вы нарушили… (про Глаголина). Я его предупреждал – он пошлет на три буквы, и дело с концом. Так и получилось. Их выселяют из гостиницы и пр.

1. Туалетная бумага.

2. Сережин дневник.

– Я не работаю в совковых театрах. Встать, сесть… Я буду выкарабкиваться. Лили! Я предлагаю сыграть первый акт «Бориса»… из-за одного вечера все с ног сбились. Нет. Видели «Годунова»? Хорошо, не прини

мается… Ансамбль приехал всё-таки… а не на двоих.

Вчера.

– Все пишут мемуары… эссе… один работает, все пишут диссертации – кормятся. Я называю их трупоедами. Это не относится к присутствующим, извините, Валерий Сергеевич.

– Совершенно не относится… я не пишу мемуаров… их будут писать мои дети по моим материалам… если я не сожгу свои записи.

На занавес.- Я нарочно болтаю, чтоб рассчитать время. Чихаю. Получасовой разговор Никиты, и вся картина ему ясна – откуда убегают животные, там не растут растения.

Никита,оторвясь от микрофона, Любимову. – Я знаю ваш текст наизусть.

Любимов гладит его по голове. – Переводите меня, как Брежнева и Горбачева, – исправляя и совсем не то.

– Я встану на «Слонов» на колени перед вами, за разами.

– Вырывайте сами микрофон, насколько вы способны.

– Уникальная компания, которая называлась худ

советом. Дм. Дм. Шостакович! Шнитке и т. д.

Господи! Спаси и сохрани. Я робко попросил Любимова освободить меня от спектакля.

– Нет, не могу я тебя освободить. Кто-нибудь при

дет… и скажет – они плохо играют… и т. д.

Любимов.- Он дурак, твой Краснопольский, кретин, дурак… Удивительно, что он еврей… Такой еврей на тысячу – один. Я не могу такие деньги за номер платить за него. Я должен платить из собственного кармана. А то, что он потом отдаст, – чушь собачья. Типичный совок – дурак. На что он тут рассчитывал? Разбогатеть? Не связывайся больше с ним никогда. Он склочник.

Никита.- Он полный идиот… говорит, я сделал Любимову часовую телезапись, где он мог обсирать Губенко, как хотел.

– Я подам на него в суд и пр. Такой-растакой… Я бы мог ему сделать Америку.

Мне часто на сцене является Денис, преподобный Сергий, Лавра, святая рака Сергия. Господи! Помоги сыну моему. Почему отцам больше нравятся чужие сыновья? Ванька Граббе? Я – Фомину, любил ли меня отец – нет. Нет, не любил маленького, а потом – не понимал. (На спектакле) Прости, Господи! (Без очков, совершенно не вижу строчки, не вижу, где буква заканчивается.)

17 января 1993

Понедельник. Молитва. Зарядка. Моё число. Со Струве, конечно, получилась глупость совершеннейшая. Они пришли, как и полагается очень вежливым, подчеркнуто русским, но не советским людям, ровно в 8. Много расшаркивался, извинялся… и пр. На Любимова они остаться не пожелали… думаю, неинтересно… и т. д.

Бог дал мне звонкости и силы преодолеть вчерашний спектакль, и был я доволен собой. Всё от Бога. Все милости и исцеления.

После спектакля с Любимовым на сцене для демократической публики ответы на вопросы. Мой Самозванец найден схожим с Жириновским. Вопрос ко мне: «Как давно вы пребываете в тирании Любимова?» – «30 лет». Потом я объяснял… в противовес тирании режиссера – тиранию авторитета, если всерьез говорить о теории театра… даже если зал будет носить на руках, а критики трубадурить – гениально и пр., а Любимов скажет – Валерий, это плохо, я поверю Любимову (аплодисменты), хотя я понимаю, что объективно не может быть Любимов всегда прав. Но эту часть рассуждений я оставил уже для себя и думал об этом, когда шел из театра. Было сказано на этом «собрании» в мой адрес и «хорошая книжка», и «звезда»… и «спасибо, что вы, Виталий Золотухин, есть, простите, Валерий, я страшно волнуюсь»… и пр. На встрече присутствовали Сергей и Т. Золотухины.

Надо начинать бизнес, зарабатывать деньги. Но надо сначала понять – что с голосом и не рано ли?

Да, да надо понять, что с голосом?! И как сегодня пойдет всё… Надо выучить «для справки».

– Тебя мать жалеет, а я мать жалею, поэтому и спускаю тебе нерадение, лень и непослушание – попустительствую, – а ты пользуешься и только спрашиваешь: ну зачем так грубо? Это где же грубо?! Это кто же грубо с тобой разговаривает или обращается?!

18 января 1994

Вторник. Молитва. Зарядка.

Любимов.- До меня только сейчас дошло (после третьей рюмки), что груз этот упал, снят.

Господи! Что же это такое висело на мне. Так вот – Матинэ прошло удачно, хуже-лучше, но достойно, трогательно. Голос у меня звучал… в «Баньке» хорошо, хотя утром лучше. Я был раскован и помогал глазом Любимову. Бортник выл волком, подвывал… это в Сибири, оправдывался Любимов. В конце я вызвал- пригласил на сцену Сарфати, она очень хорошо говорила про театр, про счастье сегодняшнего вечера, про то, как необходимо, несмотря на то что «русский зал», чтобы был перевод для французов и т. д. И что она надеется видеть Таганку в Париже еще раз… и тут я сзади: «С каким спектаклем?» – «С «Доктором Живаго». И тут я ее начал целовать. Со стороны это может показаться лакейским приёмом, холуйским подлизыванием, но это было на публике, и это было и шуткой, и всерьёз. А потом – я очень хочу, чтоб парижане, русские парижане, увидели «Живаго», пока я еще не совсем состарился.

– Я из дела ушел,- и Любимов ушел со сцены, я пел пустому месту, пустой табуретке, этот трюк они с Боровским придумали.

Молодец Шопен,они играли в начале, пели, шутили и подготовили зал, – организовалась хорошая атмосфера к началу.

Прилетела Катя Любимова.

За вечерним столом из актеров – мы с Шопеном. Рыба была такая вкусная. Никита – верный, культурный, прекрасный человек и очень полезный оказался вчера Любимову.

Теперь меня начинают атаковать со встречами. Но опять – для разгона нужно 10 – 12 дней. Где их взять? Неделя у меня свободная, и она пролетит мимо.