Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Удивительно теплая и свободная была атмосфера, легкая и непринужденная. А после всей распродажи некто Сергей Едрёнкин вызвался нас покатать по вечернему Парижу, и многое мы успели «оглядеть».

И чувство предательства Москвы вдруг спряталось, закралось прежде и укрылось в закоулке грудной клетки. И эта ручка, которой я пишу, оттуда, кто-то подарил, так часто бывает. Как и предательство. Семья.

Книги мои хранятся в ужасающих условиях, никому не нужные, разворованные. И много попорченных. Надо будет составлять акт и выбрасывать.

Мои ушли в презуник. Принесут молока и воды. Сережа совершенно тип самостоятельный и малоуправляемый. «Я живу по своему плану, я всегда знаю, что мне делать и куда идти. Мне совершенно неинтересно сидеть со старыми очкастыми тетками, которые будут задавать вопросы, почему закрыли папин театр». Вот и всё. Ему это надоело, ему кажется это совершенно пустой проблемой, он знает, что в Москве есть диски, магазин, где продают шубы лучше парижских, майки лучше и пр., лучше и лучше в Москве. Но это не имеет никакого значения – главное привезти подарки из Парижа. Он ориентируется в своих делах превосходно. И я теряюсь.

День рождения Володи В.

Сегодня съемка «Годунова». Лицо отходит. Рука уверенна и тверда. Завтра Любимов, по слухам, уезжает. И некоторая наступит облегченность. Еще одно выступление намечается в Институте восточных языков. И почему-то они заказывают 50 – 60 книг. Ну, посмотрим. «Никита похож на меня, поэтому он мне не нравится», – говорит Сережа. Но Любимов по поводу моей развязки должен резко сегодня высказаться. Иначе он не может. Потом… по планам дальнейшим. Что в Москве? Будет ли еще один суд? Рассматривает ли Дума… наш вопрос? По-моему, мы пришли куда- то не туда. Теперь вопрос предательства берёз белоствольных, когда-то Фомин писал о предательстве черёмухового половодья. И это было серьёзно. Что можно сказать о парковых березах? Грехопадение?! Что за чушь?! Сколько тебе лет? Старый, добрый, милый шут. Сейчас я договорюсь, что опять взвою. Я поправился и вышел из формы. Но мне дотянуть 5 спектаклей. Чудак! Чего я боюсь? Коллеги будут рады, что я не доиграю, что дам кому-то заработать гонорар.

26 января 1994

Среда, мой день. Мой день.

Господи! Спаси и сохрани. Время 14.30. Эмма не звонит. Сережа жрет сникерсы с колой. Обидел мать – не купил кальмаров. С утра я делал зарядку, на голову встал, но устоять долго не смог и не очень пытался.

Вчера. Встретились с Никитой в театре и побежали на такси делать дела.

1) Разобрались с поделками в «Жар питые». Конечно, это бред – брать подобные поручения.

2. Отнесли 23 книги в Ассоциацию русского я.

3. Заходил я в магазин к Струве по настоянию Никиты – Струве улетел на неделю в Москву. Не судьба. Но то, что я заходил, было правильно.

4. Потом была съемка «Годунова». И шеф употребил ко мне термин – «отпился ты хорошо». И еще несколько реплик в том же духе. Но прощались мы с ним тепло.

5. Потом – в доме у Жака, с реактивной Эммой и вкусным столом и напитками. Прекрасный вечер. Тоня Щелкова, которую «группа захвата» с Эммой просто взяла в плен, теплую и большую… и картины Олега посмотрели… и говорили весь вечер милые французы о России советской и русском театре.

Милейший старик-переводчик – Эдмон, переводчик Пушкина для Матинэ. «Дорожные жалобы». Вечер с зажаренной ногой ягненка. Наскочил на бордюр. Вызвал скорую. Меняли колесо. Блевала Эмма.

Минуты прощания.После съемки шеф перед расставанием собрал труппу. Он был весел – шутил «черно», а что делать? «Что вы хотите у меня спросить?» А что мы могли у него спросить? У всех было предощущение надвигающейся трагедии, неизбежности, о которой не хотелось говорить, в подробности которой вдаваться опасался каждый. «Я сделал всё. Разговаривал с кем только можно. Мне обещают, уверяют, что всё будет хорошо. Но я им не верю. Говорю об этом прямо и откровенно, как всегда я говорю с вами в течение всех лет. Дума обещала рассмотреть наш вопрос в течение 3-х месяцев. До этого? Приглашает Собчак, единственный человек, который предлагает реальную помощь». Самое бесперспективное расставание. А дальше – тишина. Что дальше?!

Миша Волохов.Нет, господа, это далеко не графоман. Это что-то из ряда вон выходящее и при чтении «Великого утешителя» не раз подкрадывались слезы. И мат уж матом не читался. И реплика вчерашняя Эммы, обращенная к Тоне: «Ты так говоришь, потому что в твоем окружении никто не умирал от СПИДа. Без презерватива трахаться всем заклинаю. У моей знакомой был любовник. Потом они расстались, очень давно. Она вышла замуж, и была счастливая семья. Дети, дом… А ее стародавний любовник… Короче, кто-то его заразил СПИДом. И он стал мстить всем. Он вспомнил всех мужчин и женщин… с кем он когда-то трахался. И разыскал ее. У них давно не было любви, но он с ней переспал, ебаная сука… и заразил ее. Недавно она умерла в страшных муках. Теперь я каждого веду к врачу». Филипп – специалист по СПИДу. В день он видит 5 – 6 оспидованных жертв. Это к вопросу о пьесе Воло- хова. Текст экстравагантный, язык хлесткий, интрига вечно-банальная, но развивается, раскручивается, как кобра. А если учесть авторитетные отзывы, которые он о себе тщательно собирает, то ясно, что перед нами явление, к которому надо относиться серьезно и осторожно. Мы же живем своим пупом и в том и видим смысл жизни. Париж открыл мне Волохова, и уже не зря я здесь сегодня был.

Я долго говорил Мише про свое прочтение, ощущения и хорошие слова. И правильно сделал. «Если есть выход на сердце, значит, это не однодневка, не ради скандала, эпатажа и пр.» Ну и слава Богу!

Сегодня за утренним кофе я проводил со своим коллективом домашним беседу-информацию о состоянии нашего финансового положения: и что у нас есть, какой запас, и что ожидает нас в будущем – ничего утешительного – полное отсутствие всякого присутствия. Лекция-внушение кормильца свелась к тому, чтобы уехать из Парижа по нулям: сколько денег привезли, столько хотелось бы привезти домой. То есть – суточные и парижский гонорар пусть уйдет на «счастье» нашего путешествия, а 2000 марок, в долларах или как по-другому, хотелось бы привезти в Москву обратно.

Расчёт на книги не оправдался и даже в том минимуме, что предлагал Никита.

10 книг Струве – 300

14 книг посольство – 700

6 книг за столом Жака – 240

1240 ф.

Но еще ведь надо доиграть. Чтоб не возвращать гонорар, который я сегодня получу, а это значит – не усердствовать.

Вчера Сережа подошел, нет, подскочил ко мне и выкрикнул: «Папа, можно я тебя поцелую. Я тебя очень люблю!» Сынок мой дорогой, говори мне это чаще!! Хотя, если говорить чаще, к этому можно привыкнуть и не обращать внимания, а так – я плачу. Ты этого и хотел?! Говорят, он так волновался за меня в посольстве, что у него дрожали колени. Но после всего он сказал: «Ты, папа, молодец. Мне очень, просто очень понравилось».