Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Передо мной, пред окошком – скошенный участок участка. Зелень кошенины так отражает солнце – слепит и режет глаза. Я этим, собственно, хочу доказать самому себе, что света дневного очень даже хватает, несмотря на закрытое ставнями второе окно. Что-то вспоминается Рубцов – в горнице моей светло… мать… ведро и пр.

Опять на Десне. Полил капусту. Автомобиль подогнал под самое окошко. Стучит Макаров. Вскипятил воды под кофе. Печка выручает – дымит, дымит, а кипятит. Слава Богу, так и не был дома. Считали книжки… ничего не понимаю, однако ревизия должна быть и пр. Пост, а я печенье с сыром… доедаю, подъедаю, нанесенное в Соловьевку. На наличнике внутреннем бусинки янтарные смолы, дерево плачет… Это солнце. Ставни были закрыты, а теперь они выжаривают, выпаривают, и это уже дерево не плачет, а потеет и т. д. Пока Макаров тут, надо использовать ножовку и еще одни ставни обработать. Нечего графоманить. Сделал, можно графоманить.

Нашел Сережин план посадок от 12 сентября: 1) коричневая; 2) Мельба; 3) папировка. А голос между тем восстанавливается, грёбаные процедуры.

Дверь старая, развалившаяся в прошлом году и замененная на очень дорогую… пошла Витьке на материал. Танька-то проговорилась – досок не хватает.

Привезти надо спичек сюда. И потихоньку собираться. Тамара ходила к Амелькиной, но зубы болят. Завтра, бедная, опять. Господи! Сними ты с нее эту боль, передай какому-нибудь камню, пусть лежит и болит. То одно у Тамарки, то другое. Завтра с утра буду заниматься Уриным. Надо точки-то поставить. Уезжать скоро. Завтра опять же и выпишемся.

«Всем им казалось, что это их последняя ночь в доме». Но мне не кажется, это действительно так, и я с ужасом смотрю, как я оброс вещами, как я успел и палату захламить бумажками, карандашами, ручками, едой, обувью, халатами. Грузовик впору подавать. А между тем… 40 дней пролетело как миг, один только миг. Но я обрел Якова-новомученика, я обрел Тихона-святителя. Всё это мои конкретные имена и делания их… Их влияние, их молитвы и мои молитвы об их усопших душах… где-то совсем рядом витающих. Не дает мне покоя один сон – будто меня укусила собака, черная, эрдельтерьер. Такая, как у меня на книжном шкафу. Только большая. Но укусила чисто символически, я не помню боли… даже не помню страха. К нам с Луневой на огород забежала сука-дог. Прегромадней-шая… и стала суматошно искать выход… и пригавки-вала. А я стоял с серпом в оцепенении, глядя, как она в три маха покрыла весь участок, и на миг представилось, что она ведь может прыгнуть на меня. Я же ведь с оружием, и я препятствую ей у ворот маленьких. Она сама запуталась и выскочила в большие, откуда и зашла. И как она, бедная, обрадовалась, как она припустила к своему огороду. Такого пса большого я еще не видел. Снотворное начинает действовать. Ага, Наташка Пимшина звонила… кто-то сказал ей про больницу. Пока…

[Вклеена записка – прим. ред.]

30/VI-94 В!

Солнечно!

Клубнично!

Персиково!

Шоколадно!

Виноградно!

Цветочно!

Небесно!

Семь восторгов, и свободно можно путешествовать на паруснике к 7-му небу!

PS . В 15.00 буду в театре в 168-й гр. Таня.

1 июля 1994

Пятница. Молитва. Зарядка. Кофе.

Доброе утречко, В. С.! С Боголюбской иконой и с днем крещения! Всей троицей, всей семьей крестились… и ездили мы за Москву, томили Сережу… он сидел, и двух лет ему не было, и «Запорожец» он, конечно, не помнит. Надо сходить в монастырь, поклониться святым мощам. Да за выписку. Голос как будто прорезался, но к лору… да нет, схожу… к бабке. Мало ли. Солнышко то озарит светелку № 10, то хмарой покроется, и тогда мне светит лампа, которую, кстати, надо Тамаре А. отнести. Был я на курорте, считай. Если бы не срыв голоса… а Ветвистый улетает с женой. Ну, пусть летят, храни их Господь, мягкой им посадки… и нам спокойствия.

Добиться от Урина вразумительного ответа, связаться с Маргаритой. И пр.

А с Уриным получился разговор хороший. «Стараюсь… жесткие сроки… ах, даже так… тогда я еще раз посмотрю… и до понедельника или в понедельник вам отзвоню». Понедельник – это 4 июля. Надо вывезти тещу. Много, много скапливается дел. Да еще недоделанный сортир. И миллион, перечисленный на храм Покрова Фондом «Благовест».

Ваня-мокрый. Прихожу вчера, он совсем сник, листочки с левой стороны повяли. Я испугался, неужели, думаю, от меня мертвый дух. Спрыснул его водой, убрал с подоконника, подальше от лилии, у которой тычинка ядовитая, – ожил Ваня. Какая несовместимость, какая страшная пыльца у этих лилиеобразных. Пойду к лору.

Обещал подарить первое издание «Тихого Дона». Заодно и почитаем.

«Покаяние – это добровольное выполнение своих обязанностей».

Итак, я – дома. И в кармане бюллетень. Пришел я из больницы. «Надолго пришел, папочка?» – «Навсегда». – «Навсегда… а зачем?!» И т. д. Сережа лупит в барабан под какую-то мелодию компьютерную. Я пересчитываю пачки – сколько дома у меня книг. А в общем, похож я на того, кого из тюрьмы выпустили. И сидит он за своим столом и не может найти занятие себе. Ну, бумажки кое-какие переложил. Видимость порядка организовал. Очень я поправился в больнице и без голоса. А так бы взял гитару да попел.

Вовка 3. ездил в Б.Исток с Артемом. За медом. Звонил пьяненький. Ждет от меня сроков прилета в М-ченск. А я завишу от Урина.

Свычай – от свыклись, свычай.

«Для молитвы пост есть то же, что для птицы крылья».

Душевная затемь.

Вот и Денис отметил, что лучше голос стал у меня, идет на выздоровление.

Что кроется в потере голоса? Реальный заработок. Не то, что я не могу петь, как пел еще 8-го июня, тем более в 30 лет, а то, что подавленность и расширенные зрачки при обнаружении отсутствия звука – лишают меня всякой воли ко всякой деятельности. Моя семья не знает, что такое экономить. Ну, подумаешь, Париж… и нет $2000, ну подумаешь, Ялта…

2 июля 1994

Суббота. Молитва, зарядка, кофе.

Амелькина,вчера. – Ты знаешь, что Нинка с Лёнькой квартиру получили… в этом большом доме на набережной, на Таганке… Только тихо и между нами.

– Между нами… за такие статейки в «Правде» можно в Мавзолее место получить.

Лёня выбор сделал четкий…

«Благовест»от своих слов не отказывается и дает денег на проезд в один конец и на две недели суточных. В понедельник мы это всё должны со Светой документально оформить и пр. А миллион ушел на счет храма Покрова.

СережаМихайлов на всё лето подрядился за 7 тысяч в день. А мой Сережа – в маму. Пусть папа думает, он – хозяин, он – мужчина. «Кстати, дай три тысячи на «Титан», я схожу поиграю, и тысячу на воду, так пить хочется».

Ехать за стариками, а они спят и просыпаться не думают, а время между тем 8.30. Пойти выкатить машину. Но реальный заработок, это «21 км – покаяние».