Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Ну вот и всё. Я после укола снотворного пишу и не очень еще проснулся. Мне ведь не только ее и тебя, но и себя немножко жаль. Я часто хожу мимо картины Саврасова, что под стеклом в административном корпусе. Несчастный алкоголик, гениальный живописец метался здесь в белой горячке. Господи! Помяни и сохрани, избавь от этого недуга рабов своих.

«Я его ненавижу», – и это правильно. Но мне надо писать «21 км». Мне нельзя отсюда уходить без рукописи.

«Лижите себе всё, но не трогайте моего сына. Забирай свои архивы и уходи. Они только пыль собирают. Оставьте нас в покое. У меня остался только Сережа… уходи к ней, у вас же несколько квартир. Зачем ты мучаешь нас! Тебе хорошо там, ну и катись».

– Мне хорошо в больнице, а здесь, в моём доме,

мне плохо. После всего, что ты наговорила мне и кто я

в твоих глазах.

– Это же после того, что случилось.

– Какая разница – сегодня талантливый, а завтра нет. «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст».

Жуть, жуть, жуть.

Чтоб откупиться как-то и загладить трещину между нами, я готов дать денег Сереже не только на педальку, но и на весь оркестр.

Что же касается «Попугая» – от меня всего осталось 4 частушки. Но, может быть, и хорошо, может быть, что-то еще войдет в другую передачу, и таким образом двоится, тиражируется мое мелькание на ТВ, и чтоб зритель не забывал, что такой артист есть еще на белом свете.

Сережав своей откровенности и про зубного врача посещение – всё рассказал мой сын, мать защищающий.

Сейчас пойдет «Борис», да благослови, Господь, наш труд и не дай мне голос надорвать – с легкостью, но звонкостью и скоростью.

Луна действует на всех – подавленное состояние… но на всё воля Божья!!

Вечер после «Годунова». Кажется, я молодец. И сыграл достойно, и голос сохранил. Но сюрприз меня ждал на поклонах. Вышла Ксения на сцену и преподнесла мне цветы. Из меня от неожиданности выдохну-лось: «Собака!» – «Почему?» Только к кому это относилось больше – к маме, скорее. Но рядом кто-то сказал: «О, у Золотухина новый роман». Ксения была неотразима – «свободна и раскована», одета в элегантный черный костюм, улыбчатая и счастливая.

Сегодня днем я как убитый уснул дома на целый час. Нынче же спать буду без укола, попробую. А чего пробовать – усну да и всё. Вся клиника спит, и только кошка не знает, где ей разродиться. А кошка хорошая.

Господи! Там еще у Дениса хлопоты да заботы. Не то перехаживает, не то… сроки перепутали все врачи и будущая мама. Господи! Спаси и сохрани мне будущую внучку. Господи, молю Тебя и за мамашу… чтоб только кесарево не делать.

Позвонить надо завтра Межевичу и готовиться к «Павлу I».

30 сентября 1994

Пятница. Молитва. Соловьевка.

«Мне не спится, нет огня». Нет, огонь есть, слава Богу. Я всё думаю над этой главой «У Алексухина». Исповедь, исповедь… или – нет – исповедь, всё выложить о себе, в том числе и про генетического врага Рязанова.

Зарядку идти в зал делать слишком рано – спят сумасшедшие. Один сумасшедший не спит, всё про Ксюшу вспоминает. Икается ей, бедной, наверное. Почти полтора миллиона опять Сергей просит теперь уже не на педальку, а снова на установку. 4 занятия у него уже было в «Химике». Приносит какие-то ноты, мать опять ему помогает считать. Да как же не любить такую мать, тем более, что она действительно гениальная частично, от того и сумасшедшая, с крайностями.

Взял вчера у Бориса «Медею». Любимов хочет, чтобы я играл Ясона – будем читать.

Начал читать «Медею», еб твою мать, так ведь это же наша ситуация с Тамарой. Только сын решил уйти из жизни сам, при помощи таблеток. И я, как Ясон, привез Тамару в столицу, ну и так далее. Жалко только, я ни низок, ни высок. Хотелось бы видеть Ясона действительно женихом – крутоплечим, твердостопым.

«Попугай».«Ты мне очень понравился, – сказал Сережа. – И читал хорошо». – «Что читал?» – «Ну, анекдот про Наташку». Оказывается, один анекдот я всё-таки рассказал. Понравилось соседке по саркофагу, как я «танцевал и смеялся», а на вопрос, как я выглядел, Панин сказал: «Заебись». Вот так.

Я этим тоже доволен, хоть что-то… А если будет вторая серия этой съемки, и вдруг мне выпадет карта и я таки расстанусь с $ 100, честно говоря, хотелось бы.

А Татьяны Луневой всё нет да нет… и как же быть?! Написать записку, чтоб ждала?!

Таня пришла и всё записала. И про одинокую иву, спьяну можно прослезиться. Все процедуры я прошел, на гидромассаже чуть было не сварился вкрутую.

Ксюшина мама справлялась о здоровье и доложила С.Е.: «… бодрячком, и спектакль прошел хорошо». Это добрый знак к примирению. Но буду непреклонен до конца. Железный стану, хотя по ночам вместо молодых актрис, как предполагал С.Е., почему-то приснилась Тамара в постели с книгой и в сексуальной позе маленькая медсестра Оля. Но это всё равно знак выздоровления по методе доктора Канановича.

До отъезда моего полтора часа. Дочитаем «Медею», хотя ее можно дочитать в машине. Сегодня день учителя я буду отмечать.

1. День железнод.

2. День газовика.

3. День лесной.

4. День учителя.

Вот на каких праздниках я побывал.

Сегодня 30 сентября 1994 года, в день Веры, Надежды, Любови, я прочитал «Медею» и плакал вместе с Ясоном. Хочется, как Подсекальников, позвонить в Иерусалим Любимову и сказать: «Прочитал «Медею». Понравилось. Играть в ней я буду только Ясона и никого другого».

1 октября 1994

Суббота, молитва, зарядка, кофе.

1) Сережа нахватал двоек, подлец, и всё скрывает. Когда надо молчать, он распускает язык, а провалы свои маскирует, скрывает. Ни о каких барабанах не может быть и речи. Мать опять плачет и опять просит ничего не говорить сыну, она-де с ним уже ругалась.

2) Что касается «Бориса» вчерашнего, играл, мне кажется, очень неплохо – сильно, легко, быстро. И не потерял голос. Благодарю Тебя, Господи!

2 октября 1994

Воскресенье, молитва, зарядка.

Ночевал дома. Вчера занимался Десной. Убирали картошку в мешки, сегодня повезу ее в театр, расставляли мебель. Татьяна из кровати сделала красивый диван. Собирали ботву, варили кофе. И опять я натрудил спину и всю ночь боялся. Но сделал зарядку сильную, обвязался шалью шерстяной, авось да пронесет. Татьяна в пятницу записала мне на диктофон какие-то песенки, обновляю репертуар. «Лошади без седоков»… вчера, не видя ничего от усталости и нервных, лирических потрясений, водил карандашом. Техническую работу к главе «У Алексухина» проделываю, но и то хлеб. Моясь под душем, подумал, если я историю с Рязановым и мое заявление о генетическом враге делаю Приложением 1, или Отступлением 1, или как там я еще это назову для того, чтоб третьему – Ирбис сиречь – читателю было понятно, то… ответ Смирнову уж точно может быть Отступлением 2, или опять же Приложением. И соткется любопытный ковер, любопытная рискованная форма может склеиться. Такой опыт когда-то я проделывал, и получился рассказ «О Таньке…»