Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Что-то сердце очень бьется, колотится, выпрыгнуть норовит. Кончать надо с кофе и с Рижским проездом. Все корабли сожжены, и возврата не надо.

Это значит, Теркин дома, Теркин снова на войне.

Не надо выходить из игры. И поэтому завтрашнее появление в СТД тоже надо обставить как следует быть. И попытаться втиснуться с Мейерхольдом. Получится – не получится, но ведь и со сцены меня силком не уволокут. И где-то кого-то я и зацеплю, да если еще письмо Мо-лотову присовокуплю, то номер отменный может быть.

Сегодня снова ездили на Десну. Панин помог мелочь картофельную – огромный мешок, корзина и целлоф. пакет – транспортировать в мою гримерную, которая и книгохранилище, а теперь и овощехранилище. Теперь надо заниматься «21 км» и зарыться в дневники. Но прежде пройти текст «Павла I».

3 октября 1994

Понедельник, раннее утро, молитва, зарядка впереди.

Я залез вчера в дневник 87 года – смерть Эфроса, гастроли в Париже, мои интервью резкие в адрес Любимова: вонючий театр, развалившаяся труппа и т. д. – о его непорядочном поведении в адрес труппы, «отказался комментировать смерть своего друга, а потом преемника на посту гл. режиссера… Эфроса…» – мой ночной разговор по телефону с Любимовым – я в Париже – он в Бонне. Какое страшное время, мне страшно от своих слов и записей. Но почему-то нахожу я себе оправдание, и если вернуться в то время – вел бы себя так же и от слов не отрекаюсь.

«21 км» начинает пухнуть от истории Таганки – надо сократиться, но сначала надо всё-таки попытаться всё: и Эфроса, и Высоцкого, и Любимова – в один узел втянуть… да еще смирновскую-еврейскую бодягу. Ну, с этим посмотрим.

Я сегодня очень хорошо поработал с утра. Не зря я взял дневники – они потрясающи. Но надо остановиться и подумать. С этой главой мне всё ясно, и никакого ответа Смирнову сюда не надо путать. И может быть, ночной разговор с Любимовым поставить в конец главы и закончить «Лошадьми без седоков»…

Около 23 часов. Тоскливо на душе, непонятно. Очень холодно ответила Крымова на мое: «Здравствуйте, Наташа». Срезала. Говорил я на презентации журнала «Московский наблюдатель» о трех приездах Таганки в Париж. О триумфальных гастролях эфро-совских спектаклей, Таганка под флагом Эфроса, но без Эфроса. Эти гастроли охарактеризовал как грустные – старые, изношенные спектакли с ослабленным составом: в «Годунове» без Губенко, первого исполнителя, в «Преступлении» без Славиной и Джабраилова. Говорил о «Матинэ», прочитал письмо Мейерхольда Молотову и спел «Реквием». Несколько человек в том числе Свободин, пожали руку и поблагодарили за «Реквием» Шнитке – Вознесенский. А вообще, скучища дикая, хотя народу было мало и я был введен в заблуждение, что артисты-де Фоменко, Додина приедут в костюмах играть отрывки из обрывков. Ничего этого не было, да вдобавок еще почти плевок Крымовой – в чем я провинился перед ней или памятью Эфроса, ума не приложу.

Завтра Тамара придет в Соловьевку. Господи! Пошли мне сна крепкого, но не в смерть. Репетиция «Пав ла I», поездка в Третьяковку на встречу с Лужковым, возврат в ЦАТРу – разговор о возможности играть «Живаго» на большой сцене в ноябре м-це.

4 октября 1994

Вторник, молитва, графомано-занятие, зарядка.

Вот, говорят, осчастливил нас своим появлением из дальних стран Веня Смехов, вот, говорят, недоволен художественным состоянием театра, но вот, говорят, собирается играть «Дом» и «Мастера». И я думаю, слава Богу! Уже то хорошо, что он появится на подмостках старой Таганки, его знают, его помнят, его многие любят, а значит, к нашему полку прибыло. К тому же, «Мастера» он играет куда лучше, нежели спивающийся, не при мне будь сказано, Севка. Да еще человек он пронырливый, до начальства охотчивый, глядишь, в какой суд пойдет, какую «гумагу» сочинит. Я помню его подвиг, его активность с «Московскими новостями». До сих пор эта акция остается достойнейшей. Так что… не всё потеряно.

С 5 утра графомания. Количественно много написал. Страшно заглядывать внутрь и от начала до конца. По сути, осталось немного, и, конечно, разрядить монологи Алексухина лирическими переживаниями. А то главное, собственно, любовь и порнография, куда-то исчезли, и вылезли театральные дрязги – «капустник в чужой организации».

5 октября 1994

Среда, 5 утра, молитва.

Заведенный вечерним скандалом – я была тебе верной женой… – в прошедшем времени… – да. В прошедшем, пока ты всё не истоптал…

– Володя (по телефону), поедем отсюда скорее к ебене матери.

– Езжай куда хочешь.

И т. д. Я так и не спал толком, да еще эта неудачная для всех, но это не спасает, репетиция «Павла I». Нашел утешение, да оно, в общем, так и есть, главным делом, душевным и творческим, стал для меня «21 км – покаяние». О нем я думаю, им живу, на него надеюсь.

6 октября 1994

Четверг. Молитва, зарядка, кофе.

«Павел I». – А спектакль ведь прошел очень хорошо, - сказал режиссер С. Вальков после спектакля, сетуя, что в зале мало народа.

Я тоже доволен собой, хотя с Паленом не нашел нового хода, те, что обнаружил и в первой, и во второй и особенно в третьей к. Кажется, особенно удалась последняя сцена с Гагариной, я полностью владел собой, своими эмоциями, они подчинялись мне, некоторая коррекция мизансцен, внесенная Хейфе-цем, свои результаты дала. В конце сцены раздались аплодисменты, вполне заслуженные, и Оля играла замечательно.

Дракон

сюжет

Если вам интересно, я расскажу вам про Влад. Абрамовича Этуша. Отдыхая в «Актере», я поехал на рыбалку. Я люблю отдых активный, забираюсь в горы. А тут путина… шла ставрида. Со мной еще трое отдыхающих… по два рубля… инструктор… баркас… удочки. И я укололся о дракона. Рука у меня вспухла от ки сти до самого плеча, болела жутко. Меня лечил весь санаторий. Мне дали бюллетень и таким образом я за счет санатория еще недели две отдыхал. А Этуш как-то меня спросил, уже когда я вылечился.

– Скажите, где взять дракона?

Я спрашиваю:

– Для чего?

– А я тоже хочу недельки три лишних у моря побыть.

– А что это за дракон… а как же купаются?

– Он сам не нападает, это защита. Если вам интересно, я расскажу.

Видите… вот сравните левый и правый кулак. На правом почти нет впадин между костями… видите, они до сих пор припухлые как бы, а и вот затвердение на ладони. Я не обращал внимания, а прошло 12 лет.

Я поймал штучек пять-шесть ставридок. Вытаскиваю еще одну, и мне она показалась непохожей, отличающейся. Я показываю инструктору. Он – ничего, нормально, берш. Только я взял, ну, с крючка стал снимать, как почувствовал укол, как будто ужалил кто, и такая сразу невыносимая боль… острая и тупая. Может быть, не так говорю, но именно острая и одновременно тупая. Рука стала мгновенно наливаться горячим свинцом. Я инструктору показываю, говорю, он машет рукой, дескать, ничего, пройдет. Взял щипцы, молоток, откусил этого дракона, положил на борт баркаса, молотком его и в воду.