Абрам Мапу - Сионская любовь

— Имена на масличном этом дереве — будто флаг, укрепленный на древке. Два имени, словно одно. Долгие годы любовь, как дерево это, будет цвести и плодоносить, и счастье нам — до седой старости, — в тон ей произнес Амнон. — А сейчас, голубка моя чистая, узнаешь новость необычайную. Истинны мои слова, и ворота надежды приоткрываются. Лишь не выспрашивай, откуда узнал.

— Правда — всегда правда, в любых устах.

— И вот она, эта правда: Хананель жив! И вместе с Дорамом, сидонским торговцем, я отправляюсь в Ашур, чтобы вернуть в Сион деда.

И радость и страх охватили Тамар.

— Сердце трепещет, Амнон!

— Все кончится хорошо, я приведу с собой и Хананеля, и сон его вещий. А ты помоги мне. Попроси у отца денег на выкуп старика. Скажи, будто я согласился взять дар за твое спасение и приму его из твоих рук. Терпеливо жди меня, голубка. Заходящее солнце — мой свидетель: вернусь и свершится мечта!

— А я светлую луну зову в свидетели клятвы верности моей. Кольцо это пуще глаза береги, милый Амнон. В нем счастье и жизнь наши! Завтра пойду к отцу, а сегодня трепет и страх выдадут меня. Уйму сердце за ночь. Всякий день без тебя мне годом покажется.

Так стояли влюбленные друг против друга и держались за руки. На их беду шел по соседней тропинке Иядидья. Они его не заметили, а он увидел их, насторожился и прислушался.

— Что за картина предо мной? Мужчина держит за руки не принадлежащую ему женщину! — воскликнул Иядидья.

Амнон и Тамар онемели от неожиданности. Иядидья узрел кольцо дочери — подарок Хананеля — на руке Амнона, изумился чрезвычайно и, ни слова не говоря, снял его. А молодые по-прежнему молчат, и стыд и ужас в глазах.

— Обоим позор! Но что говорить о девице? Увлеклась она, создание нежное, неразумное. К тебе обращаюсь, Амнон! Это ли твой ответ на доверие? Это ли праведность твоя перед Богом? Отверг мой дар за спасение Тамар. К чему тебе золото? Тебе душа нужна! Довольно, юноша! Моя дочь не для тебя. Она другому предназначена, а ты ищи себе ровню. А сейчас ступай к себе и навеки забудь Тамар! — с гневным пафосом изрек Иядидья.

Крепко взяв за руку дочь, отец молча отвел ее в дом.

— Знакомься: пред тобой дочь наша непутная. Прими под материнскую опеку, пока не поздно, дабы не выпал птенец из гнезда, — обратился Иядидья к Тирце и рассказал все, что видел и слышал.

Амнон, оглушенный горем, вернулся домой. Погублена жизнь, и рушится мир. Смертельно жалит мысль о безысходности.

А Зимри подглядел, как горько плачет Тамар, и как взбудораженный Тейман ходит сам не свой. От Махи узнал причину слез девичьих, а Пура донес, как Амнон безутешно стенает. И пошел Зимри к Азрикаму и сказал, что рыбы сбились в стаю и устремились в сеть.

Минули три дня тревог и надежд. Тейман пришел в назначенное Пниной место. Нетерпеливо и бесконечно долго ждал он возлюбленную. Не дождался. Наконец появился мальчик-посыльный.

— Кто ты, господин мой?

— Зачем спрашиваешь?

— Мне нужен сын вельможи, которому назначено здесь ждать в это время. Скажи кто ты, господин.

— Я — сын Иядидьи.

— Некая девица дала мне это запечатанное письмо и просила вручить его сыну Иядидьи.

Тейман открыл письмо и стал читать.

«Глаза не обманули тебя, ошиблись уста. Я та, что видел ты на горе Кармель, но зовут меня не Роза. Прости, я дважды виновата: настоящее имя не назвала и отреклась от тебя. Вот и сейчас я ни имени своего, ни судьбы своей не открою, но мысли сердца не утаю.

Девушка, которую ты звал Розой, жила прежде тихо и безмятежно и, кроме любви к матери, иной любви не ведала. Узнала тебя, и душа лишилась покоя. Слова твои любовные ворвались в невинное сердце, и вот, несчастно оно. Несказанно велики красота и добродетели твои. Но нельзя смотреть на солнце и не ослепнуть.

Прошу, не осушай свежей росы на лепестках цветка. Не срывай розу, терновником окруженную, руки пощади. А сорвешь — цветок умрет, и себя же осудишь. Посему говорю: «Отступись!» Так уста твердят, а душа очарована, рвется к тебе и страшится. Как сладкое видение, как улетевший сон забудешь меня. Я же сберегу в памяти чудный лик сошедшего с неба ангела. Жизнь моя навек переменилась. Познав прежде неведомое, сердце обновляется. Пусть сгорит оно дотла на жертвенном огне, а ты прольешь слезу. Вот участь твоей безымянной Розы и любви ее.

О, друг милый! Если дорог тебе сладкий сон обо мне, будь милосерден и храни нашу тайну. Розу забудь, а любовь свою отдай той, что счастливее ее. Разлюби меня поскорей и тяжелый жернов снимешь с моей души.»

Тейман прочитал письмо. Горе или радость?

«Я Розой любим, чего же более? Но все вокруг нее — злая черная тайна. Невидимая дьвольская сила заставляет любимую бежать от меня. О, Роза, ты любишь и разбиваешь мне сердце! Пишешь, что несчастна, но разве счастлив я?» — взволнованно думает Тейман.

— Награды за труд не видать мне, как своих ушей, — со вздохом заметил посыльный, видя, что вовсе не радостью, а смятением охвачен сын Иядидьи.

— Покажи мне место, где получил от девицы письмо, и я не поскуплюсь.

— Ни места, ни лица ее не запомнил — так ликовал, предвкушая щедрую награду от сына богача.

— Иди за мной, дома расплачусь с тобой.

«Встану завтра пораньше, пойду к Амнону, к Ситри. Расспрошу обоих, быть может прояснится дело», — решил Тейман.

Амнон, несчастный, сидит себе в верхней комнате, и в душе тоска безысходная.

«Вместо славы — позор, взамен любви — страдание, да еще и Азиракам мне войну объявит», — думает обездоленный, — «Любимую потерять — как вынести такое? И где скрыться от позора? Бежать, куда глаза глядят, и в вечных скитаниях искать спасения!»

Горькие мысли, и горькие слезы. Спустилась ночь на Иерусалим, стих шум городской. Безмолвие кругом, лишь раненое сердце не может молчать, от боли кричит, зовет любимую Тамар.

Раздался стук в дверь. На пороге стоит Иядидья. В руках его кошелек с деньгами. Амнон вскочил в испуге.

— Отошли слугу, — коротко распорядился Иядидья.

Пура умчался к Зимри, даже подслушивать не стал: боится важного вельможи.

Иядидья уставился на Амнона, смотрит пристально.

— Я вижу следы слез. Каешься? Я приютил и обогрел тебя, и ты жил бы у меня, как за каменной стеной. Ты изменил мне. Но верность через силу не лучше измены. Не для долгих поучений я пришел — предоставлю это пророкам. Задам вопрос, и за былую искреннюю доброту мою искренним ответом отплати. Итак, верно ли, что вы с Тамар поклялись навек единственными друг для друга быть?

— Верно, мой господин. В годовщину спасения Тамар мы обменялись клятвами, и в знак нерушимости их твоя дочь дала мне кольцо, что ты давеча снял с моей руки.