Эми Хармон - Из песка и пепла

Синьора Донати ушла домой далеко за полночь, но Еве было опасно появляться на улице после комендантского часа, поэтому она задержалась у Соннино, а заодно и загнала в постель старших детей, которые всю эту ночь дремали урывками. Перед рассветом осоловелый, но улыбающийся Марио отправился в город, заявив, что хочет быть первым в очереди за пайками. Лоренцо и Эмилия, которым временно постелили в гостиной, при его уходе проснулись опять и, сердитые и голодные, наотрез отказались засыпать обратно.

Ева погрела им остатки супа, надеясь, что уж с полными желудками они утихомирятся. Пока дети выскребали ложками тарелки, она достала скрипку Марио и принялась настраивать ее на слух, пощипывая и подтягивая струны до тех пор, пока Эмилия не раскапризничалась и не запросила сыграть.

– Ты знаешь песню про птичку? – И Эмилия затянула на шепелявом идише песню про вольную птичку, верного маленького друга. Ева вспомнила, что учила ее когда-то в детстве, и ее собственный страх немного ослаб.

– Знаю, но не очень хорошо. Напой, а я подстроюсь.

Эмилию не пришлось уговаривать дважды, и вскоре Ева уже водила смычком по струнам, оттеняя звонкий голос девочки мелодичным стоном скрипки.

– А теперь другую, – внезапно велела Эмилия с нетерпением, присущим всем маленьким детям.

– И повеселее, – проворчал Лоренцо, который не собирался упускать свой шанс поразвлечься.

– Но вам пора спать! Мы не спали всю ночь. Ваша мама и то уже уснула. Я сыграю что-нибудь американское, идет? Но вы ляжете и закроете глазки.

Дети тут же забрались под одеяла и послушно зажмурились.

Ева погасила все лампы, кроме самой тусклой, и свернулась в углу дивана, твердо намеренная убаюкать малышей до того, как их отец вернется домой. Ему тоже нужно будет поспать. Для Евы это была самая длинная ночь в жизни, и сейчас ей хотелось только закрыть глаза и урвать для себя хоть несколько минут покоя.

Она зажала скрипку между плечом и подбородком и на пробу заиграла Дюка Эллингтона [4] Дюк Эллингтон (1899–1974) – джазовый композитор, аранжировщик и пианист; один из наиболее известных джазовых музыкантов XX века. , улыбнувшись при воспоминании, как Анджело качал бедрами и тряс головой. Тогда он впервые познакомил Еву с джазовой музыкой – в ту же неделю на побережье, когда поцеловал ее по-настоящему. Когда столь недолго ее любил, прежде чем надеть сутану священника и оставить раз и навсегда.

– It don't mean a thing if it ain't got that swing [5] «Значение имеет только то, в чем есть задор» ( англ .). . – Это были единственные слова, которые Ева могла напеть, да и то потому, что Анджело объяснил ей значение. Она со смехом пыталась повторить их вновь и вновь, но язык запинался о грубоватую английскую речь. Однако Ева не была певицей, и слова не имели для нее большого значения.

Песенка была быстрой и задорной, но сейчас ей не хотелось ничего быстрого и задорного, и она самовольно изменила темп, сделав мелодию задумчивой, даже завораживающей. Анджело говорил, что джаз родился из плача, и теперь Ева ясно это слышала. Лишенная оригинального темпа, музыка стала напоминать классическую песню для шабата.

– Она не веселая, – зевнул Лоренцо с по-прежнему закрытыми глазами.

Эмилия уже спала.

– Зато красивая. А красивое – всегда радостное.

– Не похожа она на американскую, – пробормотал Лоренцо. После этого он тоже затих.

Ева поиграла еще несколько минут, но веки ее становились все тяжелее, пальцы казались ватными, и скрипка в конце концов соскользнула на колени.

Скоро наступит рассвет, Марио вернется, и она побредет домой. Но до тех пор немножко поспит.

Разбудили ее отрывистые крики. Где-то раздался грохот сапог и несколько выстрелов. Ева подкралась к окну и осторожно выглянула наружу, во все еще затопленную мраком ночь. Шел дождь, и темнота казалась скользкой и вязкой.

А затем она увидела их. Немцев. Офицеров СС в металлически-серых пальто и выпуклых черных шлемах, которые выстраивались вдоль переулка, почти неразличимые в предутренних сумерках. Один из них вскинул оружие и выстрелил в воздух, предостерегая всех, кто попробует прошмыгнуть мимо. Ему ответили другие выстрелы дальше по улице.

Весь дом резко проснулся, и одна семья за Другой – все еще в пижамах и с детьми на руках – начала в испуге выбегать на улицу. Их немедленно хватали и заталкивали в кузова припаркованных неподалеку грузовиков. Квартира Соннино находилась на четвертом этаже, и было лишь вопросом времени, когда немцы начнут колотить и в их дверь.

Из спальни раздался тихий оклик Джулии, и Ева торопливо отступила от окна, перешагнув через детей на полу. Они каким-то чудом не проснулись.

– Это СС. Похоже, что они окружили все здание, если не все гетто. Я не уверена. Но они загоняют людей в грузовики.

Джулия осторожно села в кровати, подоткнула новорожденного малыша двумя подушками и натянула халат поверх сорочки. Вставая, она заметно пошатывалась, и Ева поспешила придержать ее за узкую спину. Она была слишком худой. А ведь ей еще предстоит кормить ребенка. Впрочем, сейчас это составляло наименьшую из их проблем.

– Марио еще не вернулся? – прошептала Джулия, оглядываясь на маленькую гостиную.

– Нет. Но это к лучшему. Так его, по крайней мере, не схватят.

Джулия начала дрожать, и Ева с тошнотворной уверенностью поняла, что в заключении та не протянет и недели. Как и младенец.

– Надо спрятаться, Джулия, – сказала она твердо. – Думай. Где мы можем спрятаться?

Джулия отчаянно потрясла головой. В пустых глазах читался только ужас.

– Нигде. Здесь негде прятаться, Ева.

Ева отпустила ее и снова подкралась к окну. Улица наполнялась людьми, солдаты лающе выкрикивали приказы, время от времени раздавались звуки пальбы. Еве оставалось лишь надеяться, что это холостые выстрелы, призванные нагнать страху, а не направленные в кого-то конкретного. Что ж, если их целью действительно было вызвать страх, своего они добились. Хотя так и не сумели разбудить вымотанных за ночь детей.

– Мы спрячемся здесь, – заявила Ева бодро. Разумеется, это не сработало бы. Это просто не могло сработать.

Но это было уже что-то.

– Где? – пискнула Джулия.

– Помоги мне! – И Ева начала толкать прямоугольный стол с массивной мраморной столешницей – слишком тяжелый, чтобы предыдущие жильцы решились забрать его с собой. Если им удастся подтащить его к двери и перевернуть вертикально, он как раз забаррикадирует вход. Это было единственное, что пришло Еве на ум.

Джулия подскочила к ней и принялась помогать изо всех своих скромных сил. Вместе они подтащили стол к двери, молча отдуваясь и процарапывая по паркету длинные борозды.

Когда до цели оставалось чуть больше полуметра, они попытались водрузить стол стоймя, но не совладали с весом и едва успели перевернуть падающую громаду набок. В итоге он встал горизонтально, еще на полметра высунувшись с обеих сторон дверной рамы.