Эми Хармон - Из песка и пепла

Ева последним толчком загнала его точно под ручку и невольно задумалась, не использовался ли он так уже прежде.

– Дверь заперта? – спросила Джулия чуть слышно, все еще задыхаясь от натуги. Низ ее ночнушки был алым от крови, по голому полу тянулась цепочка темных капель. Ева не знала, какое кровотечение считается нормальным после родов, поэтому притворилась, будто ничего не видела. Сейчас на жалость не было времени.

– Заперта. Но вы с детьми должны спрятаться в шкафу в спальне. Заставь их сидеть тихо любой ценой. Я буду держать дверь. Может, они подумают, что здесь никто не живет, и уйдут. Если не получится, я скажу, что одна тут.

И Ева, не дожидаясь ответа Джулии, бросилась к спящим детям. Подхватила на руки Эмилию, отнесла ее к шкафу и осторожно положила в углу, прислонив к задней стенке. Девочка тотчас свернулась клубком, словно на материнской груди. Удивительно, но она даже не захныкала. Джулия помогла Лоренцо подняться и доковылять до места; при этом мальчик так и не разлепил веки. Ева решила, что дальше тетя справится сама, и плотно закрыла за ними дверь спальни.

На лестнице уже грохотали сапоги.

Ева бросилась к входной двери и уперлась спиной в стол, а ступнями в противоположную стену, которая создавала узенькую прихожую между кухней и гостиной, после чего напрягла ноги и зажмурилась. Неожиданно она осознала, что повторяет строки из Амиды [6] «Амида» («Стояние») – главная молитва в иудаизме, которая читается всегда стоя. : «Воззри на наши бедствия, и заступись за нас, и спаси нас скорее ради Имени Своего, ибо могучий Спаситель Ты». Она не могла выпрямиться и сделать три шага, как того требовал обычай, но решила, что если Господь оскорбится этим в такую минуту, то спасения от него ждать уж тем более нечего. Поэтому она просто продолжала молиться, на всякий случай прибавляя после каждого раза: «Избавь нас!»

Дверь содрогнулась под ударами кулаков.

– Öffne die Tur! – приказал голос по-немецки, и Ева зажала ладонями рот, чтобы заглушить рвущийся из горла крик.

Из спальни не доносилось ни звука.

– Öffne die Tur!

– Воззри на наши бедствия, и заступись за нас, и спаси нас скорее ради Имени Своего, ибо могучий Спаситель Ты, – прошептала она сквозь трясущиеся пальцы.

– Открыть дверь! – рявкнул другой голос на корявом итальянском. За спиной снова замолотили кулаки. Ручка затрещала, косяк застонал под мощными толчками из коридора, но замок, укрепленный баррикадой из стола, выдержал. У Евы от напряжения начали дрожать ноги.

В следующую секунду ее оглушили два выстрела. Пули прошили дверь у нее над головой, и колени Евы немедленно обмякли. В коридоре отчетливо чертыхнулись – видимо, немец забыл предупредить напарников, чтобы те прикрыли уши. Ева осторожно перевела взгляд на две дыры в стене. Пули с легкостью продырявили дерево и ушли глубоко в старую штукатурку. Вокруг лениво опускалось облачко пыли. У Евы по щекам заструились слезы ужаса, но молитва костью застряла в горле. Она не могла ни закричать, ни пошевелиться.

– Там никто не живет! – внезапно послышалась из коридора. – Квартира пострадала при воздушных налетах в июле.

– Что-то держит дверь, – возразил офицер.

– Обломки. Потолок обрушился в нескольких местах. Люди погибли.

Ева осознала, что голос принадлежит Изабелле Донати. Спокойный тон женщины делал ее непревзойденной лгуньей. Теоретически слова о погибших жильцах должны были утихомирить СС: преследование мертвых евреев не входило в их задачу.

За дверью послышался новый выстрел – на этот раз пуля просвистела точно у Евы над макушкой. Затем еще один, и стол врезался ей в спину.

Один немец рявкнул на второго, и вдруг – Ева ушам своим не поверила – они отступили от двери и перешли к следующей квартире. Она затаив дыхание ждала, что солдаты вернутся, – ждала, по ощущениям, многие часы, – но в коридоре больше не раздавалось ни топота сапог, ни криков, ни другого шума. Тишина казалась обманчивой – словно нож уже занесен и вопрос лишь в том, когда наивная жертва повернется к убийце спиной.

Когда Ева наконец попыталась выпрямиться, ноги ее подвели. Каждая мышца горела огнем, отсроченный шок не давал удержать равновесие. Она застонала и оперлась о стену, глядя сверху вниз на стол, по которому разбегалась густая паутина трещин. Или последняя пуля – пуля, которую она ощутила спиной, – застряла в мраморе, или выстрел сверхъестественным образом прошел мимо.

Ева проковыляла через гостиную в крохотную спальню и, в два шага добравшись до шкафа, распахнула дверцу. Ей не терпелось поделиться радостной новостью. Джулия тут же завизжала и выставила перед собой одну руку, второй крепко прижимая к груди младенца, как будто это могло защитить их от любой опасности. После часа в полной темноте она лишь слепо моргала от яркого света. Видимо, Лоренцо тоже не разобрался, кто перед ним, потому что вихрем вылетел из шкафа и принялся молотить Еву с таким остервенением, словно от этого зависела его жизнь.

– Убирайтесь! Оставьте нас в покое! – орал он.

– Лоренцо, это я! Это Ева! Тише! Они ушли, все в порядке. – Ева обхватила размахивающего кулаками мальчугана и снова перевела взгляд на его мать. Джулия на ватных ногах добрела до кровати и устало опустилась в подушки, одной рукой поправляя пуговицы на сорочке, а другой по-прежнему держа малыша. Исаако наконец проснулся и теперь оглушительным ревом выражал миру свое недовольство.

– Они ушли, – повторила Ева. – Но зачистили все здание. Всех остальных забрали.

Скольких именно? В гетто по соседству жили сотни евреев. Сотни.

– О господи, – простонала Джулия. – Марио. Что, если они схватили Марио?

Еве оставалось лишь беспомощно покачать головой.

– А где Эмилия? – Ее вдруг осенило, что она до сих пор не видела девочку.

– В шкафу. – И Джулия горько рассмеялась. – Проспала все веселье.

Неожиданно в дверь заколотили снова. Лоренцо вскрикнул, и Джулия вместе с ребенком вскочила на ноги.

– Тихо! – прошипела Ева и подкралась обратно к двери, собираясь удерживать ее столько, сколько получится.

– Джулия! Джулия! – приглушенно раздалось из коридора. Затем в замке повернулся ключ, и в приоткрывшейся щелке появилось испуганное лицо Марио Соннино.

– Джулия! – позвал он опять.

– Это Марио! – крикнула Ева, и ее голос надломился от облегчения. – Джулия, это Марио!

– Папа! – завопил Лоренцо и, опередив мать, пулей кинулся к двери.

– Помоги оттащить стол, – велела ему Ева.

Вместе они кое-как сдвинули тяжелую столешницу. Марио тут же протиснулся в проход и одной рукой обхватил сына, а второй обнял жену. Ева забрала у Джулии младенца, поцеловала покрытую пухом макушку и легонько похлопала по спине. Малыш немедленно затих, однако сердце Евы не собиралось успокаиваться так быстро. Ужас, пережитый в последний час, медленно подтачивал ее самоконтроль.