Эми Хармон - Из песка и пепла

– Да, – Утверждение прозвучало скорее вопросом, растерянно приподнявшись в финале.

– Мне нужен секретарь со знанием немецкого.

Ева похолодела от ужаса.

– Вы хотите, чтобы я здесь работала?

– Да. Здесь. Мы хорошо платим. Нужно бегать по поручениям. Подшивать дела. Печатать. Приносить кофе. Ничего слишком сложного. Никто не будет приставлять вам пистолет к голове и заставлять играть на скрипке. – Хотя капитан не улыбнулся, Ева была уверена, что таким образом он демонстрирует чувство юмора. – Вы сами сказали, что вам нужна работа.

– Да. Да, нужна. – Мысли Евы метались между страхом и открывающимися возможностями.

– Тогда решено. Шесть дней в неделю. Воскресенье – выходной. Жду вас в понедельник к восьми. Конец рабочего дня в пять. Ваш брат – священник – здесь. Ждет внизу. Скажете ему, что с вами обращались хорошо. – Это была не просьба.

Ева вновь потеряла дар речи от изумления. Анджело был здесь?

– Комендантский час уже начался. Вас обоих отвезут домой на машине. В понедельник отчитаетесь.

Капитан дождался, пока Ева уберет скрипку в футляр, и протянул ей ее поддельные документы. За сегодняшний день они спасли ее уже дважды. Надо будет сказать Анджело.

Один из немцев проводил ее обратно в дежурную часть. Сейчас вход охраняли только двое солдат с автоматами, и еще двое сидели за большим столом. Анджело с опущенной головой ждал на металлическом стуле. Он был без шляпы и оцепенело сжимал в руках крест. Когда Ева почти добралась до нижней ступени, он без энтузиазма поднял голову – будто за сегодняшний день проделывал это уже множество раз и всякий раз увиденное наполняло его разочарованием.

Анджело немедленно вскочил на ноги, ища в лице Евы какие-либо следы заключения. Она попыталась улыбнуться, чтобы его успокоить, но изгиб губ ощущался фальшивым, а само усилие почему-то вызвало желание плакать. Поэтому Ева просто сцепила зубы и позволила солдату сопроводить ее к выходу.

– Машина уже ждет, – сказал он Анджело. – Вас обоих отвезут домой. Пожалуйста, следуйте за мной.

И он не оглядываясь размашисто зашагал к двери. Анджело тут же схватил Еву за руку, сжав запястье с такой силой, что завтра на этом месте должны были проступить синяки. Ева не могла не оценить иронию: единственный вред, который ей причинили в штаб-квартире СС, ей нанес Анджело.

Солдат придержал дверцу блестящего «фольксвагена», подождал, когда они устроятся на заднем сиденье, и проворно нагнулся, наставив на них круглую серую каску:

– Адрес?

Анджело ответил за обоих; судя по всему, это был адрес квартиры, которую он делил с монсеньором Лучано и его сестрой. Немец щелкнул каблуками, с силой захлопнул дверь и передал указания шоферу. Считаные секунды спустя машина отъехала от тротуара.

Улицы казались вымершими: римляне дисциплинированно сидели по домам, ожидая, когда взойдет солнце и они смогут вернуться к своим делам. Ева с Анджело молчали. Немец за рулем бросил на них любопытный взгляд в зеркало заднего вида: задержал глаза на Еве, покосился на Анджело и снова уставился на дорогу. Анджело выпустил ее руку, когда она забиралась в автомобиль, и с того момента больше не прикасался.

– Одну женщину повесили сегодня на фонарном столбе, – буднично начал водитель по-немецки. Анджело с Евой не проронили ни слова. – Партизанку. Она просила о священнике. Вы слышали, отец?

Анджело коротко кивнул, но руки его сжались в кулаки.

– Когда вы сказали, что в штабе ваша сестра, я, святой отец, уж было подумал, что речь о той партизанке. У нас нечасто бывают женщины. К счастью, я ошибся. – И шофер начал насвистывать, будто речь шла о каком-то занятном случае.

По пустым улицам дорога заняла едва ли четверть обычного времени. Вскоре Анджело с Евой уже стояли на темной мостовой перед зданием, которое она не узнала, и смотрели, как черный «фольксваген» растворяется в ночи.

10 ноября 1943 года

Признание: я не привыкла молиться.

В юности я даже не задумывалась о молитвах. Папа не уделял им большого внимания, и я тоже. Пока однажды все не изменилось. Тогда я начала прислушиваться – и молиться.

Иудейские молитвы передаются из поколения в поколение, и, когда я читаю их, они звучат для моего слуха колыбельными. Через эти молитвы я ощущаю связь со своими родителями, и их родителями, и их родителями. Я чувствую, как они поют мне – далекие, но не исчезнувшие бесследно. Пускай сейчас мы не вместе, эта разлука не продлится вечно. Поэтому я продолжаю молиться. Поэтому я буду молиться всегда – и в этом смысле всегда буду иудейкой.

Анджело молится не так, как я. Он называет Бога другим именем. Но я убеждена, что истинный Бог – не только мой или только Анджело. Он просто… Бог. Да и разве был бы Он Богом, если бы покровительствовал только некоторым своим детям? И неважно, как эти дети Его называют. Я звала отца «папочкой», а Анджело – «Камилло». Но разве это имело какое‑то значение? Разве имеет значение, как именно мы молимся, если наши намерения чисты, а любовь к Нему побуждает нас любить друг друга, прощать и стремиться стать лучше?

Но, видимо, да. То, как мы молимся, имеет значение.

Потому что меня за мои молитвы могут убить.

– Иди за мной, – тихо велел Анджело, после чего отвернулся и нырнул в один из узких переулков. Он так и не взял Еву за руку и вообще вел себя так, словно у стен могли быть уши. Мерный стук трости гулко отдавался от брусчатки. Они в полной темноте обогнули заднюю часть здания и оказались у черного входа в какую-то церковь, окруженную высокой стеной. Ева с запозданием узнала церковь Святого Сердца. Просто они подошли к ней с другой стороны.

Анджело сунул руку за высокий белый воротничок и вытащил нашейную цепочку, на которой висели несколько ключей. Одним из них он отомкнул ворота. Те открылись совершенно бесшумно, словно их регулярно смазывали, а потом закрылись за спутниками с таким же осторожным щелчком. Анджело прошел по узкой дорожке к заднему входу в церковь и, отперев его еще одним ключом, пропустил Еву в неф.

Ее тут же окутал душный аромат ладана и свечного воска, сквозь который смутно проступал запах старых камней и сырых углов. Вечерня давно закончилась, и сейчас церковь озаряли лишь свечи на стенах, наполнявшие помещение мягким теплым сиянием. Анджело быстро преклонил колени перед крестом и скользнул на одну из церковных скамей. Ева села рядом.

– Зачем мы здесь? – Ева знала, что Анджело не собирался возвращать ее к сестрам Святой Цецилии, раз дал шоферу другой адрес. Но она думала, что они отправятся к нему домой.

– Я не знал, куда еще тебя привести. Здесь мы хотя бы можем поговорить спокойно.