Эми Хармон - Из песка и пепла

В середине декабря Ева отправилась вынести мусор и заодно поискать коробку с канцелярскими принадлежностями, которую все точно видели, но никто не мог сказать где. Тогда-то она и наткнулась на чулан, в котором для разнообразия хранились не моющие средства, не конверты и не ленты для печатной машинки.

Он даже не был заперт.

В углу, за невысокой стопкой пустых полок, стоял бочонок, набитый золотом. Золотом, которое некогда принадлежало еврейской общине Рима и до сих пор хранилось в той же самой таре. Ева в недоверчивом ужасе опустила в него руки, просеивая сквозь пальцы браслеты, броши, серьги и ожерелья. Там были обручальные кольца, древние монеты и даже золотые зубы. Подцепив одно изящное кольцо, Ева вдруг осознала, что оно принадлежало Джулии. Та отдала немцам свою самую ценную вещь, чтобы уберечь римских евреев от депортации и смерти; однако их все равно забрали, некоторые превратились в пепел, а кольцо Джулии так и пылилось в кладовке на виа Тассо – забытое, ненужное и абсолютно бесполезное для своих новых хозяев.

Неожиданно Ева разрыдалась. Слезы катились по щекам и падали в бочонок, заполненный единственными напоминаниями о тех, кто сгинул на севере. Все это было фарсом. Игрой. Чудовищной издевкой, чьи масштабы не укладывались в голове. Немцам даже не нужно было это золото. Они так и не отправили его в Германию. Для них оно было ничтожно – как и сами евреи.

Ева в гневе надела кольцо Джулии на палец, твердо намеренная вернуть его хозяйке. Затем склонилась над бочонком и принялась перебирать драгоценности в поисках чего-нибудь, что принадлежало ее семье. Августо отдал золотую цепочку от часов, несколько булавок для галстука и печатку. Бьянка пожертвовала еще больше. Ева подняла полные золота ладони, но злые слезы, застилавшие глаза, превращали его в один сверкающий клубок без конца и начала.

Ева бросила его обратно в бочонок и отступила на шаг, не зная, как лучше поступить. Это место вызывало у нее дурноту, а поиск драгоценностей Бьянки мог занять весь день. Однако золоту здесь было не место. Оно не принадлежало немцам. Поэтому Ева – без всякого плана или конкретной цели, скорее стремясь уравновесить чаши правосудия и вернуть то, что было украдено, – начала набивать карманы своей облегающей юбки.

Уже через две пригоршни она поняла, что это не сработает. Вывернула карманы, взяла маленькую урну, которую должна была вынести, и, уложив четыре пригоршни золота на самое дно, опять присыпала его сверху мусором. Наткнувшись на тонкую пилку для ногтей с золоченой рукояткой, Ева на секунду заколебалась, а потом импульсивно сунула ее в туфлю. Конечно, это было жалкое оружие, но с ним она немедленно почувствовала себя лучше.

Кое-как успокоившись, Ева промокнула глаза, расправила блузку и пригладила волосы. Затем открыла дверь, выключила свет и с высоко поднятой головой зашагала по лестнице к кабинетам на третьем этаже. Урна с золотом на дне легкомысленно покачивалась в одной руке.

Деньги, которые Камилло оставил для помощи беженцам, давно не могли удовлетворить их бесконечных нужд, а из Италии Анджело было слишком сложно получить доступ к счету в США. Что ж, она будет возвращаться в чулан каждый раз, когда ему и монсеньору О’Флаэрти потребуются средства. Это золото еще сыграет свою роль. Счастливого Рождества и веселой Хануки.

15 декабря 1943 года

Признание: я украла, но мне не стыдно.

Сегодня я нашла на виа Тассо золото, отобранное у римских евреев, и забрала часть себе. Высыпала его в шляпку и закрепила булавками так, чтобы она не свалилась в автобусе по дороге домой. План сработал отлично, хотя одна цепочка запуталась в волосах чуть не намертво. Когда я показала золото Анджело, он не разрыдался, как я. Нет, он начал орать – и орал довольно долго, рассказывая, что в жизни не встречал такой глупой женщины. Тогда я заорала на него в ответ и поклялась, что принесу еще, потому что это золото не принадлежит немецким подонкам. После этого Анджело произнес страшное богохульство, пнул стену протезом и обнял меня так крепко, что чуть не придушил. Я слышала, как его сердце грохочет у меня под щекой. И хотя мне не хочется заставлять его волноваться, я ничуть не сожалею о том, что сделала. Я буду возвращаться за золотом опять, и опять, и опять, пока не вынесу все до последней крупицы. Немцы не заметят пропажи. Они про него вообще забыли, а нам оно нужнее.

Джулия расплакалась, когда я вернула ей обручальное кольцо. А потом разозлилась, как Анджело, когда я объяснила, где его нашла. Однако они с Марио не стали на меня орать. Вместо этого они сразу начали строить планы, как бы вывезти с виа Тассо весь бочонок. Марио сказал, что на черном рынке за него можно будет купить что угодно – от молока и обуви до безопасной эвакуации в Швейцарию. Поэтому он уговорил Анджело не отказываться от золота. Ему за столькими нужно присматривать, за стольких бояться; но, полагаю, главная причина, по которой он все‑таки взял драгоценности, – это чтобы я не пошла обменивать их на черный рынок сама.

Должно быть, Марио заметил его колебания, потому что добавил, что это золото спасет сотни жизней. Анджело кивнул, но ответил, что он больше беспокоится из‑за моей жизни и опасности, которой я себя подвергаю.

Я возразила ему, что моя жизнь в данном случае не приоритетна. Он не стал спорить, но, когда поднял на меня глаза, ответ был написан у него на лице крупными буквами. Я – его приоритет. Не знаю, когда это изменилось, но теперь это так.

Золотая пилка, которую я сунула в туфлю, по‑прежнему там и лежит. Конечно, это сомнительное оружие, хотя лезвие у нее довольно острое. Однако она напоминает мне о том, что с нами сделали, и почему‑то придает храбрости.

Утром в сочельник Анджело первым делом заглянул в кабинет монсеньора О’Флаэрти и предложил ему прогуляться до грузовой площадки позади Ватикана, где располагались кухни и служебные входы.

– У меня для вас сюрприз, монсеньор. Ответ на ваши молитвы.

– Какие именно, Анджело? В последнее время я молился о множестве разных вещей.

– Еда, одежда, припасы. Подарки.

– Подарки?

– Разве не вы говорили, что нашим маленьким пилигримам не помешает в Рождество немного веселья?

Глаза монсеньора вспыхнули надеждой.

– Что за чудо ты сотворил?

– Я? Никакого, – пожал плечами Анджело. После чего добавил с ужасным ирландским акцентом: – Одна из наших помощниц наткнулась на горшок с золотом.

– Что ты имеешь в виду?

– Помните Еву? Девушку, которая случайно устроилась на работу в штаб гестапо?

– Ах да. Ева. – Глаза монсеньора сузились. – Монсеньор Лучано недавно про нее говорил.