Екатерина Дроздова - Богоявленское

Но Вера упрямо ответила:

– Я не выйду за него замуж!

– Выйдешь! Или ты мне не дочь! – ответила Ольга Андреевна, захлопнув за собой дверь, выходя из Вериной комнаты.

Вера не могла повлиять на решение родителей. В патриархальной семье Сенявиных мнение родителей было сильнее желаний детей. И все-таки Вера не собиралась сдаваться. Ради тайны, которую она хранила от всех, Вера готова была пойти в своем решении не выходить замуж за графа Платова до конца.

Но вот, Вера снова услышала стук в дверь. На этот раз к ней пришла кухарка Чадина Маша.

– Что тебе нужно? – нервно спросила Вера.

– Это от него, – сказала Маша, протягивая Вере маленький клочок бумаги.

– Спасибо, – сменив тон, ответила Вера. – Ступай!

Прочитав записку, Вера, закрыв глаза, прижала ее к груди и улыбнулась. И уже через несколько минут под окнами княжеского дома промелькнула черная тень. Она быстро проскользнула в сторону парка и потерялась в липовой алее. Пробежав парк, черная тень вышла на пригорок и остановилась. Перед ней на высоком, заснеженном склоне стояла величественная одинокая сосна. Десятки лет, словно страж, несла она свою службу, окидывая взором далекие горизонты, будто готовая предупредить даже малейшую опасность.

И вот черная тень сбросила капюшон, и яркая луна осветила прекрасное, совершенное лицо княжны Веры, а в черных глазах ее засветились звезды. В эту минуту от одинокой сосны отсоединилась еще одна тень, высокая и мужественная. Это был Митька! Ее тайна! Ее любовь!

Вера сделала робкий шаг вперед и направилась ему навстречу. Она закрыла глаза и, не переставая повторяла про себя: «Я должна это сделать! Должна!»

– Вера, где же ты пропадаешь? – тихо спросил Митька.

Не глядя на Митьку, Вера прошла вперед и повернулась к нему спиной. Ей хотелось заткнуть уши или вовсе оглохнуть, только бы не слышать его голос, которому она не могла сопротивляться. Вере предстояло сделать выбор сейчас, в эту самую минуту. Покориться воле родителей и выйти замуж за графа Платова, навсегда забыв о Митьке – своей страстной любви, или расстроить помолвку, чего бы ей это ни стоило, ради иллюзорного, почти не возможного счастья с Митькой.

Митька понял ее терзания и заговорил первым:

– Я знаю. Сестра Манька гутарила на троицу свадьба твоя будет.

Вера понимала ей уже семнадцать лет она княжна и выгоднее жениха, чем граф Платов ей и не найти. Она не видела Митьку уже две недели, избегала встречи с ним и все думала, думала, думала. В какой-то момент ей даже стало казаться, что она сможет свыкнуться с графом и со временем забыть Митьку, как странное наваждение своей юности. Но Вера не смогла обмануть своего сердца. Каждый день, проведенный без Митьки, становился для нее все невыносимей. Она не находила себе места и не в чем не видела радости. Она стала терять интерес к жизни.

Невероятными усилиями Вера заставила себя взять волю в кулак и посмотреть Митьке в глаза. Ах, эти глаза! Любимые васильковые глаза! Сколько же в них нежности и добра. А эти кудри, обожаемые черные кудри! Это мужественное лицо, эта стать! Вера опустила голову ему на грудь, услышала, как стучит его сердце. А Митька обнял Веру в ответ и все для нее тут же прояснилось. Все встало на свои места. Вера совершенно точно поняла, нет ничего на свете такого, что могло бы заставить ее расстаться с Митькой.

На Веру нахлынули воспоминания. Она вспомнила вечер, когда впервые заметила его взгляд в темноте зала, как забавляло ее потом наблюдать за ним украдкой. Вспомнила, как стучало его сердце в тот день, когда он спас ей жизнь, пересадив на своего коня. Вот точно так же, как сейчас стучало его сердце. Вспомнила, как шутя, подарила ему свой портрет, а он потерял его под калиткой Митрофана Спиридоновича. Как долго она потом пыталась гнать от себя мысли о нем, справиться с чувствами, но все оказалось тщетно. И вот уже год, как она и дня не может прожить без Митьки и даже при всем ее образовании, она не знала таких слов, которыми можно было сказать, как сильно она его любит.

– Этой свадьбы не будет! – тихо, но уверенно сказала Вера. – Еще не знаю как, но я сделаю все, и этой свадьбы не будет.

Митька лишь тяжело вздохнул и еще крепче обнял Веру. Домой он вернулся задумчивый и угрюмый. Маша не спала. Долгое время она не засыпала пока не вернется домой пьяница-отец, но вот он сгинул на каторге на веки вечные, а Маше спокойнее жить не стало. Повзрослел любимый брат Митька и Машино сердце болело уже о нем. Теперь она не засыпала, пока не убедится, что он дома.

– Вечерять будешь? – спросила Маша

– Надо ей все сказать, – будто не слыша сестру, сказал Митька. – Нехай она выходит за графа, с ним она ладно жить будет.

– Митька, ты никак белены объелся? Чего мелишь-то? – удивилась Маша.

– Я ей все одно не ровня. Да и не хочу я.

– Уж не лихорадка ли тебя взяла? – все не верила своим ушам Маша.

– Ну, зачем, Маня? Ведь не люба она мне!

– Как?!

– Да – хороша, да – умна, я за нее хучь на каторгу, хучь на плаху, но не люба она мне, не люба! – крикнул Митька, и тут же опустив голову на руки, повалился на кровать.

Маша села рядом с братом и ласково, как в детстве погладила его по голове.

– Митька – ты Митька, – также ласково сказала она. – Ты вот послухай лучше, чего я тебе скажу. Тебе только двадцатый годок пошел и жизню энту ты еще не знаешь. Я вот в свои двадцать три уж хлебнула досыта. Любовь, что? Ее с кашей-то не съешь. Да и не женить я тебя на ней хочу. А опозорить, так с нее не убудет. Тогда-то князю крутись не крутись, а позор дочери прикрыть придется, заплатит столько, сколько положим. А тогда уж нам и сам черт не брат, уедем хучь в Воронеж, хучь дальше. И заживем мы сызнова! По-человечьи заживем! Будя нам на кровососов энтих спины гнуть! Авось и мы люди! Ты же сам мне то обещал.

– Что ты, Маня? – испугался Митька. – Не то я тебе обещал! Мне же чудилось, кубыть люба она мне. И уехать я с ней обещался, чтобы ты, я и Вера. А вот так – нет! Не по-людски это!

– Ну, ладно Митька, погутарили и будя. Утро-то оно вечера мудренее.

Маша задула свечу и улеглась на печи. Решимость Митьки не действовать по ее совету сильно взволновала Машу, но отказываться от своего плана она не намеревалась. Маша знала, что Митька сильно привязан к ней и потому рано или поздно он поддастся на ее уговоры. Ее ненависть к семьям Сенявиных и Мищенко с каждым днем все крепла. Видя их богатство, сравнивая их праздную жизнь со своим тяжелым трудом и скудным существованием, разобиженная на свою не устроенную бабью долю, Маша не оставила в своем сердце ни капли сострадания к своим хозяевам.

С приходом новой весны, как природа изменилась и Вера. Она словно оттаяла ото льда, словно очнулась после долгой болезни. Исчезли грусть и меланхолия, и на прекрасном ее лице появилась улыбка. Вера снова вернулась к привычному для себя образу жизни и кажется, даже сделалась приветливее, чем была прежде. Теперь она с подчеркнутым уважением принимала своего жениха – графа Платова, с несвойственной для себя теплотой обращалась с Чадиной Машей и даже распорядилась перевести ее из кухарки в штат личной прислуги, и не один день ее теперь не обходился без встречи со старшей дочерью Митрофана Спиридоновича Мищенко Глашей. Вера вдруг сама потянулась к ней, и они сделались настоящими подругами, вместе гуляли, вместе пили чай, вместе совершали конные прогулки. Днем Вера учила Глашу правильно говорить, одеваться, советовала необходимые для чтения книги. Не оставляла она Глашу и вечерами. Вывела ее в высший воронежский свет в дворянском собрании, сажала в свою ложу в театре и самое главное – представила графу Платову, как ближайшую подругу.